Сибирские огни, 1956, № 4

стыми ветвями была та же торжественная тишина, что и в соборе. Дале­ ко слышно было, как на колокольне нежно ворковали и звонко хлопали тугими крыльями го.цуби. Они молча дошли до середины сада, где на не­ большой круглой полянке, обсаженной кустами сирени и акации, стояла загадочная каменная постройка, не то склеп, но без крестов и надписей, не то беседка, не то, как пошутил Тургенев, «греческий портик из рус­ ских кирпичей». За колоннами, в таинственном полумраке смутно беле­ ла стройная мраморная ваза, погребальная урна, с наброшенным на неё мраморным же покрывалом. Среди девчат коммуны ходила легенда, что здесь похоронена девушка, покончившая самоубийством после измены жениха. А ребята дразнили девчат, уверяя, что в склепе зарыта любимая лошадь самодура-помещика. Они вошли внутрь. Катя обняла урну, прижавшись к ней щекой, за ­ стенчиво глядя на Митяя снизу вверх и сказала мечтательно. —■Вот любовь, до гроба. — Брось ты, Сосулька! — засмеялся Митяй. — Здесь старая кляча зарыта. А любви нет, есть одна физиология. Ты послушай, что на этот счёт Генька Азаревский говорит. Вот голова, митрополита Введенского переспорит! Знаешь Теньку? Его же весь город знает! Катя знала Геннадия Азаревского. Она не раз, встречая его на ули­ цах, посмеивалась над этой нелепой, карикатурной фигурой. Сын го­ родского врача-хирурга, студент-первокурсник московского университе­ та, он в первые же летние каникулы изумил родной городок самым мод­ ным покроем костюма и самыми модными идеями. Длиннополый его пиджак смахивал на армячок, узенькие брючки были намного выше щи­ колоток, а остроносые ботинки «джимми» напоминали лыжи. Такими же были и его идеи, где-то подслушанные и плохо переваренные, вро­ де «теории стакана воды». По этой теории любовь признавалась только- как физиологическая потребность, подобная жажде, голоду, сну. В то лето всюду спорили об этике и морали любви и брака. Спори­ ли в литературе, в книгах, имевших короткий, но шумный и нездоровый успех: «Без черёмухи», «Луна с правой стороны», «Любовь пчёл трудо­ вых», спорили в газетах, в журналах, от теоретических до юмористиче­ ских, на клубных диспутах, а больше всего спорила молодёжь — в ауди­ ториях и коридорах вузов, в студенческих и рабочих общежитиях, на комсомольских собраниях. Азаревский, приехав в Вышний-Мостовец на каникулы, бросился организовывать доклады и диспуты о любви в городских клубах и скоро завоевал громкую, но скандальную известность самого ярого, не знаю­ щего меры проповедника «теории стакана воды». Говорил он умело, уверенно и пышнословно, видимо, имея уже в этой области немалый столичный опыт. На всех диспутах Генька кричал, что он бунтарь, ниспровергатель фальшивых кумиров, а фальшивыми куми­ рами оказывалось всё, чем прекрасна человеческая жизнь: любовь, вер­ ность, нежность к родному ребёнку, извечное стремление человека к ма­ теринству и отцовству, дающим чувство связи с вечностью. Его лука­ вые, острые, коварные сравнения, циничная ирония вначале вызывали оживление и смех в зале, но, не кончив ещё смеяться, люди вдруг слов­ но прозревали, озарённые мыслью, что этот хлыщеватый мальчишка, на­ верное, тайный трусливый распутник, растоптал, оплевал и унизил все их самые дорогие, самые высокие и целомудренные чувства. И обычно дело кончалось тем, что под возмущённые крики, свист и топот Геньку выгоняли со сцены, обрывая иногда на полуслове. Но это ничуть не обес­ кураживало Азаревского. Нагловато и презрительно ухмыляясь, он не от­ ступал за кулисы, а гордо, победоносно спускался в зрительный зал, в