Сибирские огни, 1956, № 4

* * В автобиографическом стихотворении «Детство» И. Мухачёв так раскрывает происхождение, источник своей любви и доверчивой привязанности к природе: Я там бродил , см еялся незабудкам , Что рождены не бегать , не летать. Оттуда я неопытным рассудком Пытался тайны мира постигать... Но что могли ответить мне деревья?.. На каменистой родине моей Одно постиг я — нежно гладить зверя , Ловить на сопках диких голубей... Ранняя лирика И. Мухачёва питалась тлавным образом этими мотивами — трогательной близости к природе, любо­ вания её девственной красотой, поисков в природе покоя, сочувствия, живой тепло­ ты и всего того, чего не хватало чело­ веку в жизни, чего не находил он среди людей. Но и в некоторых позднейших стихах эта, по-детски наивная, порой бездумно созерцательная любовь иногда приобретала самодовлеющий характер, заслоняла собою человека, суживала мир человеческих чувств и мыслей, при­ водила к односложности и повторяемости поэтического выражения. Например, в одном из послевоенных стихотворений снова прозвучал этот мотив ухода поэта в девственную тишь природы, от всех «мирских сует» и шума жизни: Дремота спор ведёт со мною, Как будто думы приглуша, С высокой горной тишиною Моя сливается душа ... Явно не с собственного голоса в неко­ торых стихах появлялись даже мотивы противопоставления природы человече­ скому обществу, защиты нетронутой, девственно-чистой природы от влияния города, от вторжения машин и индустри­ альной копоти в зелёный мир (стихотво­ рения «Камень» и другие). В этих ран­ них и не очень самостоятельных стихах воспевалась романтика бродяжничества: Ты опять зовёшь меня бродяжить. Ты меня заставить хочешь вновь Там, где гор щетинистые кряжи, Пить медвежью розовую кровь. В ширь тайги, где летними ночами Крепок трав малиновый настой, Я пойду с котомкой за плечами, Я пойду тропинкою глухой. Только кровь медвежью пить не стану, Убивать не б уду я зверей , Я хочу быть тихим , как туманы Над листвой в есенни х тополей... Кстати, этим стихотворением поэт от­ крывает только что вышедшую книгу «Избранного», очевидно подчёркивая ор­ ганичность таких мотивов в его лирике. И делает это правильно, потому что без указания на это было бы неполным пред­ ставление о его творческом пути, отнюдь не лёгком и не абсолютно прямом. А главное, без этого нельзя было бы по­ нять и достойно оценить те очевидные творческие достижения, какими богата зрелая мухачёвская лирика. От первых подражательно-наивных, созерцательно-пассивных, расцвеченных таёжной экзотикой стихов только о при­ роде Мухачёв постепенно подошёл к ос­ мыслению отношений человека и приро­ ды, не избежав при этом некоторых сры­ вов, трактуя эти отношения вне времени и действительности. Это было примитив­ но декларативное утверждение давно разработанной в поэзии формулы: чело­ век — царь природы. Таково, например, стихотворение «Человек» (1936 г.), ко­ торое одним из критиков явно по недора­ зумению было названо «программным» для всей лирики Мухачёва (послесловие И. Сотникова к. книге «Моё родное», 1951 г.). Вся философия этого стихотво­ рения сводится к утверждению деспоти­ ческой власти Человека над природой. От былого слияния человека с приро­ дой, как раба и придатка её, или, в луч­ шем случае, её преданного сына, поэт склоняется в противоположную край­ ность — к утверждению насильственной власти человека над природой, не толь­ ко своенравной, но даже враждебной ему, из чего и вытекала необходимость подав­ ления природы её «царём». В том и дру­ гом случае человек и природа по суще­ ству противопоставлялись друг другу, и поэт далеко не сразу нашёл выход из этого противоречия, что свидетельствова­ ло прежде всего о далеко недостаточной идейной вооружённости поэта. Но сама жизнь и пошла навстречу поэту. Он увидел вокруг себя свободных от былого гнёта людей, горячо присту­ павших к переустройству своей жизни, к разведкам и освоению природы. Поэта захватили и увлекли вызванные первы­ ми пятилетками всеобщее трудовое во­ одушевление, пафос преобразования и созидания, он глазами советского че- ловека-труженика, хозяина своей земли, вгляделся в окружающую его, любимую им с детства природу. В стихах Мухачё­ ва появился новый лирический герой. Вот он, путь мой длинный, Горная округа... Ветер по долинам , — Листья вьются вьюгой... Так и бры зж ет хвоя С ж елтоватых веток. ...Ну-ка, где ты, воля, — К р ы л ь я человека! Будь, как сталь, тверда ты, Чтобы под ногами Сизый, ноздреватый Рассыпался камень... Чтобы распахнулись Этих гор подвалы, Где, томясь, заснули Разны е металлы.