Сибирские огни, 1956, № 4

"Ждёт тебя друг суровый в комнате на двоих... Но не забыть Петрову горьких обид своих. Вспомнил он о недавнем: — Рушится всё вокруг —■ первый из первых камнем ■бросил хвалёный друг! Значит, опять не понят дружеский крик «Назад!», волны шальные гонят льдиночку наугад... Дождь бесконечный льётся, слёзы в глазах витрин. Может, ещё вернётся маленькая Катрин? Ладно. Георг приложит руки свои опять. .Только Георг поможет, — больше кому сказать? От моралистов, право, ласковых слов не жду... И повернул он вправо, спину открыв дождю. 13 — Стоит ли унывать? Плюй-ка на всё, маэстро. Тут тебе стол, кровать — в комнате хватит места. Так заживём вдвоём, как никогда на свете. Ну, а пока идём встречу свою отметить... В водке сгорает боль. Коля сидит, хмелея. — Выпей ещё, Николь. Есть у меня идея. Хочешь, валяй в мой джаз — публике вечерами будешь играть свой вальс по ресторанам с нами. -— Что мне терять? Хочу! С Катей хоть вместе буду. — Оба вы с нею — чудо! — хлопает по плечу: — Разве в такого зря наша Катрин влюбилась? Тысячей ламп горя, душная ночь спустилась. Ночь. Дребезжащий джаз, песни — шальные грёзы.. Но почему из глаз брызнуть готовы слёзы? Я подскажу ответ: Коля, мечты минувшей грустный, прощальный свет глянул, наверно, в душу — и навсегда угас. Полная смеха прежде, плачет она сейчас — скрипка, твоя надежда. Кинь-ка налево взгляд, в ту половину зала... Там не друзья ль сидят? Было ведь их немало... Веря, гордясь, любя, дружбой своей отметив, разве они тебя здесь ожидали встретить? Что не поднимешь глаз? Видно, с такой эстрады тягостно первый раз хмурые видеть взгляды?.. Ну, посмотри тогда да поклонись направо — справа теперь сюда крики несутся «Браво!». Новенькие друзья — им не сдержать восторга. Невелика семья — шума и крика много. Всё там кричаще: рты, платья фасонов броских, яростной пестроты галстуки мод заморских... Выйдя из-за столов, потно сплетая пальцы, кружатся вновь и вновь пары в ленивом танце. Кто они, люди эти? Разве они пойдут радостно на рассвете с нами на честный труд? Старого мира тени здесь отбивают пляс, вынырнув из забвенья в тёмный, полночный час: есть ещё, к сожаленью, мёртвые среди нас... Не за тебя, Петров, мне бесконечно стыдно. Нет, за мою любовь, как никогда, обидно. Твой задушевный вальс разве воспел не нас — разве не край цветущий стал твоей песней лучшей? Гордость моя — и вдруг брошена в мерзкий круг и развлечень^м стала призракам обветшалым!.. Стонет «Простор степей», стонет под их ногами в криках «Налей!» и «Пей!» и в бестолковом гаме. Слышится снова «Бис!». Но скрипача с эстрады Катя уводит вниз: — Хватит. Идём. Не надо. Следом влетел Георг: — Вызвал же интерес ты! Нынче у нас, как бог, наш дорогой маэстро! Здорово! Получай — публика набросала... Доля твоя... На чай... Сбор у нас — небывалый! — Коля, уйдём, уйдём, — шепчет, бледнея, Катя. — Ну, разговор о чём! Бал до утра закатим... Снова «Налей!» и «Пей!». Катя одна не рада: — Коля, уйдём скорей. Милый, не пей. Не надо.