Сибирские огни, 1956, № 4

вслед за проводником. Тот стоял уже в дверях тамбура с флажком наго­ тове, (И через его плечо Горелов увидел Катю и сына. Они разговаривали с носильщиком, повернувшись спиной к поезду. Встав на цыпочки, Дмит­ рий Афанасьевич крикнул жалобно, растерянно, едва слышно: — Подождите. Но Катя услышала его. Она быстро обернулась, нашла глазами Горе­ лова и отчаянно поднесла руки к горлу, как и ночью в купе, когда призна­ лась в любви. В этот миг поезд тронулся, так мягко, что казалось, будто перрон медленно поехал назад, а в Дмитрии Афанасьевиче взметнулось горячей волной страстное и освобождающее желание всё опрокинуть, вырваться из гнетущей душу путаницы, выпрыгнуть из вагона и бежать к ним. Горе­ лов оттолкнул проводника, схватился за поручень и нерешительно опу­ стил ногу на ступеньку. Перрон уже мчался, а вместе с ним словно уле­ тала и Катя, её руки, стиснувшие горло, её немигающие глаза. В них было только омерзение. Горелов пошатнулся. — Товарищ генерал-директор, что вы делаете? — плачуще закричал сзади проводник. — Не хочу я за вас отвечать! Бережной, но твёрдой рукой он схватил Дмитрия Афанасьевича и вта­ щил его на площадку. — Пустите! — тяжело дыша сказал Горелов. Но проводник уже по­ вернулся к нему спиной и снова выставил флажок. Старчески горбясь, Дмитрий Афанасьевич вернулся в вагон и вошёл в купе, забыв закрыть дверь. Он сел, положив на столик руки, сжатые в кулаки. Они не имеют права так расстаться с ним! Да, да, да, не имеют! И он найдёт их! Он наведёт справки, как только приедет в Москву, или ещё лучше, слезет на следующей станции и вернётся в Любянь. А так посту­ пать с ним нельзя, нельзя! Несправедливо и жестоко так поступать! Он начал громко вздыхать, стараясь пожалеть себя, и вдруг увидел себя со стороны (так бывает только во сне), увидел пронзительно ясно и беспощадно, что никаких справок он наводить не будет, ни на какой •станции не слезет, потому что не нужна ему ничья любовь: она же требуе: отклика, требует забот... Чувство безысходного "одиночества, от которого в страхе закрываешь глаза, с такой силой рвануло его душу, что, ухватившись руками за голо­ ву, он Завалился лицом на столик. Проводник, вернувшийся в вагон, по­ смотрел удивлённо на генерал-директора. 1олова его бессильно лежала на столике, а плечи подозрительно вздрагивали. Проводник деликатно кашлянул в кулак, но генерал-директор не шевельнулся. Он плакал необлегчающими, безнадёжными слезами, потому что от большой любви, которая дважды пересекала его жизнь, осталось только •нежное к насмешливое название — «Любянь». . А его поезд пошёл дальше, по старой, удобной колее, туда, где ждет робинзоновский остров безликой квартиры, тоска пустых комнат и пустых снов и где он опять один. И так будет теперь до конца, ибо не бывает в душе двух вёсен, и человек не может вернуть свою весну, если он не встре- i!. Д м и т р и ю Афанасьевичу стало так страшно и гадко, что тил её с открытым, горячим и щедрым сердцем^.. ^ tiTn зах0телось «спрятаться. Он вскочил и с грохотом задвинул дверь купе.