Сибирские огни, 1956, № 4

на положенных .им местах. Он не будет утверждать, что его внутренний мир устроен идеально, но всё же устроен удобно. И там порядок, и там все чувства на своих местах: одно впереди, другое чуть сбоку или позади, а третье загнано в самый дальний и тёмный угол, как уродливый стул, которого стыдишься. И вот вломятся в этот мир чужие люди и начнут переставлять, переделывать. Страшно подумать! Дмитрий Афанасьевич нервно почесал мизинцем бородку и напря­ жённо подёргал бровями. Ему показалось, что где-то глубоко шевельну­ лась очень важная, самая главная мысль. Он сосредоточился, прислушал­ ся и понял, что это была саднящая боль в душе, как от пореза осокой, и противное ощущение, что' он снова выскользнул сам у себя из рук, как мокрое мыло. — Опять, пожалуй, кровяное давление повысится, ■— раздражённо- вздохнул он. — Завтра встречусь с ней ещё раз, и тогда решим, так или иначе. Это успокоило его. Он переоделся в пижаму и выпил на сон гряду­ щий две большие рюмки коньяку. Он любил коньяк, от него в голове шли мысли ясные, лёгкие, и жизнь казалась простой, приятной и удобной. Сей­ час коньяк тоже помог, и Дмитрий Афанасьевич уснул сразу, едва голова опустилась на подушку. А проснулся, как часто просыпаются вагонные пассажиры, от тишины, от ощущения, что поезд стоит и стоит давно. Он сел в постели разбитый, обессиленный и раздражённый. Расслаб­ ленно дрожали руки, сердце колотилось где-то под горлом, и судорожное его биение отдавалось в виски и кончики пальцев. Значит и во сне про­ должался этот мучительный спор с самим собой? И попрежнему было в этом споре что-то такое неясное, беспокойное, недоговорённое не в его пользу. В вагоне за окном было тихо. Всё вокруг и везде спало. Устало поса­ пывали под полом тормоза, и похоже было, что это мерно дышит во сне сам вагон. Но вот в тишине родился весёлый и звонкий звук, словно уда­ рили по клавишу рояля, сначала робко, потом всё смелее и смелее. Это шёл по составу осмотрщик вагонов и бил молотком по бандажам колёс. Звон приблизился, раздался под полом купе, и тотчас хрипловатый после сна голос спросил где-то рядом: — Простите, это какая станция? — Это будет станция Любянь,— ответил весёлый голос и поставил точку ударом молотка. Название станции показалось Дмитрию Афанасьевичу знакомым. Потому дц, что под Ленинградом есть станция Любань?.. Или ещё почему- то? Думать над этим не хотелось. Его занимали другие мысли... Он обра­ довался, когда потянуло курить, и направился к двери, но в коридоре по­ слышались осторожные шаги, шёпот, потом вежливый голос проводника тихо сказал: — Разрешите помочь. Давайте ваш чемоданчик. В стенку купе ткнулся угол чемодана. Кто-то высаживался. Дмитрий Афанасьевич подождал, когда шаги удалились, и вышел в коридор. За окном уже белело. Огни на путях горели неярко, словно устали после ночного дежурства. А на блестящих полосах рельс и в луже нефти между ними уже отражался радостный, розовый свет невидного из вагона восто­ ка. Проводник вернулся в вагон, юркнул в своё отделение и вышел с жёл­ тым флажком: значит поезд отправляется. — Кто слез только что? — зевая, лениво спросил Горелов. — ‘ Из девятого купе гражданка, депутат Верховного Совета, а с ней лейтенант, — ответил на ходу проводник. — Как?! — крикнул сдавленно Дмитрий Афанасьевич и бросился