Сибирские огни, 1956, № 4

хотя и было у вас немало приятелей и приятельниц. Согласитесь, что немножко-то я вас знала. — Возможно. И всё-таки любили? Странно! — с холодком сказал Горелов. — Да , и всё-таки любила! — тихо, но сильно сказала Катя.— Странно? Вам непонятна такая любовь? Вижу, непонятна. Вдруг полю­ бить человека с ворохом недостатков... мелких и средних... А были ведь, и крупные, не будем закрывать глаза. Это, конечно, непонятно. Уметь любить это талант, а я в любви на удивление бесталанная. Когда мы рас­ стались в последний раз,— помните, на вокзале? — я чуть не разреве­ лась при всём честном народе. Отчего, думаете? От жалости к себе? Нет,. Митя, я вас жалела. Такой страх за вас на меня напал, что я задрожа­ ла. Вас нельзя было оставлять одного. Вас спасать надо было от самоп> себя. Я, я во всём виновата! Я не имела права бросать вас! — Вы меня бросили? — с угрюмой мужской обидой пробормотал Горелов.— Не заметил. — Д а , я, я! Но тогда я тоже была слабой, к тому же робкой и з а ­ стенчивой. А вас я считала порченным. Не обижайтесь. Это во время диспутов о свободной любви. — Генька, чтоб ему пусто было! Вот кто мне вспомнился! — ска­ зал вдруг Горелов.— Помню его библиотеку, перед которой я благого­ вел. Чудовищная мешанина из Ницше, Боккачио, Фукса, Блаватской, «Мудрости йогов» и каких-то брошюр по спиритизму. А вы помните его? — Я его ненавидела! — со сдержанной ненавистью сказала Катя,, ни разу не улыбнувшаяся во время весёлых воспоминаний Горелова.— Сколько мук он мне причинил! Я боялась за вас. И мне хотелось вынуть своё сердце и дать его вам, вместо вашего. Тогда Азаревские не были бы вам опасны. Глупости, скажете? Нет, не глупости. Это было так пре­ красно, Митя. — Не думаете ли вы, Екатерина Васильевна, что я был верным уче­ ником Геньки и убеждённым апологетом его теории? Как её? Да, теории стакана воды,— глухо откликнулся Горелов, снова изменившись в ли­ це.— Озорничал просто. Сопляку-мальчишке интересно было поизде­ ваться над такой серьёзной вещью, как любовь. -—- Озорничали? Да, озорничали. И со мной вы озорничали. Она поникла, сгорбилась, зажав ладони в коленях. Пушистые её- ресницы опустились, и она стала прежней покорной и безответной Со­ сулькой. А на Дмитрия Афанасьевича нахлынуло что-то такое он и сам не понимал что... Ж аль было до слёз... но не поймешь её или се­ бя. Он молчал, тяжело, исподлобья глядя мимо Кати. В купе стало так тихо, будто здесь не было людей. Только звенела от хода поезда ложка в пустом стакане. , — Вы, конечно, замужем? — наконец, спросил Горелов, чтобы обор­ вать это тягостное молчание. Катя отрицательно качнула поникшей головой. — А были? — Нет. — И никто не искал вашей взаимности? Не поверю. — Почему не искали? Искали,— подняла она голову— Самым упорным искателем был Саша Щукин. Помните? _ — Какой Саша Щукин? Это не Сашка, комсорг с вашей «Париж­ ской коммуны?» Тот, что разоблачал чёрного Николая-угодника. Он. И каждый вечер играл в нашем саду на гармошке. Плохо Поэтому вы и отказали ему? Промахнулись. Он теперь на дипло­