Сибирские огни, 1956, № 4

По лицу Митяя, сразу замкнувшемуся, видно было, что он понял всё, что хотела сказать Катя. — Меня жаль?—высокомерно хмыкнул он.—Странное дело. Нянька, что ли, мне нужна? Няньки мне и здесь надоели. _ От этих самоуверенных и отстраняющих слов Кате стало ещё тоскли­ вее и беспокойнее. Промокшие её ноги ломило от холода, и она начала дрожать от какой-то внутренней стужи. Боясь расплакаться, она сказала. — Ты не сердись, Мит;я, я пойду. Боюсь в совпартшколу опоздать. Митяй не обратил внимания, что Катя идёт в совпартшколу в неуроч­ ное время. Он отчаянно махнул рукой, заторопился и начал сбивчиво про­ сить Катю писать ему почаще, на его письма Отвечать сразу, не отклады­ вая, а в случае чего-нибудь такого, — ну она же понимает! — немедленно телеграфировать ему. Катя пообещала и писать, и телеграфировать, по­ краснела от его поцелуя при людях и ушла. Обратно, в общежитие, она бежала, не замечая луж, а когда вошла на монастырский двор, на колокольне ударил большой колокол. Тяжкие, но звонкие удары кругло покатились вниз, обрушились на Катю, оглуши­ ли и смяли её. Качнувшись, она прислонилась изнемождённо к мокрой стене колокольни. Она задыхалась от горя и летела в чёрную глубину та ­ кого отчаяния, когда кажется, что всё рухнуло, что нельзя больше жить, и не знаешь, с чего начинать жить. А тягостные удары мрачно гудящей меди продолжали мучительно-гнетуще падать на её голову. Катя оттолкнулась от стены и оглянулась, почувствовав, что сзади кто-то стоит. Стояла женщина, нестарая, но с тёмным и сухим, словно окостеневшим лицом, с синими тенями под большими, печальными глаза­ ми. По чёрной, длиннополой одежде Катя узнала монахиню. — У тебя горе, доченька? — тихо спросила монахиня. Катя молчала, исподлобья глядя на неё. А монашка закачала головой, зашелестела сочувственным шёпотом. — Молоденькая какая, а гляди-ко повстречалась уже с горем. Мир- то, он лукавый и горький. Темнокоричневые, безжизненно тонкие её губы ласково, жалеюще улыбнулись. — Пойдём со мной, доченька. Я помолюсь за тебя. И сама ты помо­ лишься. Ан, глядь, угодник и снимет с тебя горе твоё,— положила мона­ хиня на голову Кати лёгкую, пахнущую ладаном и свечной гарью руку. Катя тряхнула головой, сбросила руку и, сверкая глазами, крикнула. — Ещё чего придумаете? Сами целуйтесь с вашим угодником! Круто повернувшись, она помчалась в общежитие. И на бегу расхо­ хоталась сквозь брызнувшие слёзы. — Дурёха, что придумала!.. Вот дурища чернохвостая!.. ...Митяй один попал на рабфак Ленинградского горного института, и первое время, как ему казалось, в Ленинграде вообще было не до писем. Рабфаковцы должны были одновременно и работать и учиться. Для Ми­ тяя счётной работы не нашлось и пришлось работать грузчиком в порту. От усталости он засыпал на лекциях, и очень удивлялся, когда, вздрог­ нув, широко открывал глаза и видел, что ребята почему-то смеются, глядя на него. Решив окончить рабфак за один год, Митяй редкую ночь спал больше четырёх часов. Правда, он имел семь классов, но многое забыл. До писем ли было в этот сумасшедший год? Всё же иногда его начинала мучить совесть, особенно, когда он вспоминал, что Катя беременна. Но мысли о ней стояли где-то позади местных, рабфаковских мыслей об оче­ редном зачёте, о его портрете на рабфаковской доске почёта, о рубле для студенческой столовой. И первая написала ему Катя, уже зимой. Она сообщала, что у неё родился сын, что назвала она его Василием