Сибирские огни, 1956, № 4

что делать этого не надо. Засунув руки в карманы и закинув нога на но­ гу, он насвистывал «кирпичики». Во всей его позе был вызов и отчужде­ ние. Катя вздохнула и сказала грустно и ласково: Иди, Митя. Тебе вставать рано. А я высплюсь, я завтра во вто­ рой смене работаю. Митяй ушёл, сухо простившись и попрежнему насвистывая. Снова на пустой аллее, в ярком, но равнодушном свете луны зачернела одиноко девичья фигурка. Устало сложив руки на коленях, Катя сидела так не­ подвижно, что её можно было принять за статую, если бы не широко рас­ крытые глаза с блёсткой луны в зрачках. Ночная бабочка с разлёта ударилась ей в лицо и защекотала, трепеща нежными крылышками. Катя испуганно ойкнула, потом улыбнулась и ос­ торожно сняла бабочку со щеки. Глядя с печальной улыбкой на хрупкое существо, доверчиво отдыхавшее на её ладони, Катя думала о Митяе. Высоко забравшаяся луна побледнела, а из города прилетела далё­ кая перекличка петухов, когда Катя решила: — «Расскажу всё ребятам. Одного оставлять Митю сейчас нельзя. Какой-то он неожиданный и нена­ дёжный стал. Впрямь, порченый..^ Но выполнить это Кате помешало огромное событие, захватившее все её чувства и мысли. Она почувствовала себя матерью. В обеденный перерыв она запиской вызвала Митяя в сад. Н даже грустные ресницы не могли скрыть ликующего блеска её глаз, когда она сказала об этом Ми­ тяю. А он сделал строгое лицо и надолго замолчал. — О чём думаешь? — удивилась Катя. -— Ни о чём не думаю. Думать потом будем. Зачем раньше времени беспокоиться. —- Беспокоиться? — остановилась Катя. — Д а брось ты, Сосулька! — поморщился Митяй и, взяв её под руку, снова повёл по аллее. — Не усложняй ты, ради бога, это дело. Катя выдернула руку и одна пошла к выходу из сада. Был конец августа. Дали чистые и светлые, отодвинулись и похолоде­ ли, Сад в тоскливом ожидании осени был тих, грустен и гулко ухал, отзы­ ваясь на каждый звук, как пустой, покинутый дом. Где-то в глубине засту­ чал дятел, а казалось, что он долбит рядом, на самой аллее. Сверкая и переливаясь на солнце, плыли по воздуху паутинки, липли к лицу Кати, и она печально задумалась, почему они всегда навевают на нас грусть расставаний и утрат? Что-то зашуршало сзади. Катя быстро и обрадованно обернулась. Но это был жёлтый лист, с сухим жестяным шорохом летевший по аллее. «Осень скоро, — тоскливо подумала Катя. — Осень...» А через несколько дней губкомол неожиданно направил на рабфаки шесть вышне-мостовецких комсомольцев. В их число попал и Митяй Горе­ лов. Катя под первым осенним дождём прибежала на вокзал. Только что кончился митинг, и на перроне кучкой стояли и уезжавшие и провожав­ шие. Митяй не догадался отойти в сторону, и Катя, робея под насмешли­ во-сочувственными взглядами ребят и девчат, стояла опустив голову и зябко поёживаясь. Тапочки её промокли насквозь, когда она бежала с фабрики на вокзал. — Почему молчишь? — уныло спросил Митяй. — Так. Сама не знаю. На душе кошки скребут. — Кошки пустяк,—вздохнул Митяй.—А у меня на душе собаки воют. У-у-у! — завыл Митяй и засмеялся. Катя тоже улыбнулась, но улыбка по­ лучилась какая-то недоконченная, и, дрогнув губами, она сказала: \ \ хорошо, Митя, что ты уезжаешь отсюда, и жаль мне тебя. Один теперь будешь. А тебе нельзя быть одному. 7. «Сибирские огни» № 4.