Сибирские огни, 1956, № 3
После войны командование и направило этого самого сапёра, Андре ева дружка. Привёз он топор, подарки семье и рассказал про Андрея. Ребята Андреевы уже большие стали. Петьке — пятнадцать, Во- лодьке —• двенадцать, а младшенькому Егорке — седьмой пошёл. Ре бята славные росли. Учились неплохо. Мамке помогали. Петька с Во- лодькой летом в колхозе работали. Волокуши там возить, картошку по- лоть-копать, веники овцам ломать. Да мало ли что? Глядишь, за лето трудодней двести и заработают. А Егорка, тот больше всё с коршунами воевал. Оборужится рогаткой, сядет среди колхозных цыплят и блюдёт. Поглядеть — сам чисто цыплёнок: головка белая, пушистая, шея тонкая, носик востренький, голосок звонкий. Старших с годами к машинам потянуло. Петька ещё до армии стал на тракторе работать, и Володька о том же вздыхал. Егорка рогатку бросил, в школу пошёл. Только нет-нет, да к матери: «Мама, я возьму тятин топорик?» У той слёзы на глаза. Погладит она ему головушку, глянет в гла зёнки, а глазёнки серые, чисто бы отцовы, да уж серьёзные больно. «Возьми, — говорит, — сынок, только не потеряй где». Сама опять на работу. Ласкать-то некогда было. А Егорушка за то пор, да и к плотникам, на стройку. Другие ребятишки сок сочат с берёз, а он всё норовит потесать чего-нибудь. Увидит его Минеич и начнёт за ним наблюдать. Глядит, глядит, и не заметит, как на усы слеза скатится. Напоминал ему Егорка Андрея. И стал его Минеич отличать. То отпилить позовёт, то по доске про чертит, потесать даст, то покажет, как с одного удара гвоздь забить. Как-то обчертил Минеич выруб в бревне. «Ну-ка, — говорит, — Егорушка, выруби». А сам отлучился. Егорка сперва с одного боку за черту ушёл, потом с другого стал Так же направлять — ну, и понапортил. Когда понял, чего натворил, и сник носом-то. Минеич приходит, видит, плотник вне себя си дит. В чём дело? Разглядел когда, — хлоп Егорку по плечу: «Не горюй, — говорит. —- Когда б не клин да не мох, дак и плотник бы издох. Дело поправимое». И тут же показал, как исправить. Одним словом, исподволь стал приучать парнишку к отцову ремеслу. А тот рад без памяти — так и пропадал в плотницкой бригаде. А когда кончил семилетку, по-настоящему стал работать. Минеич на что молчун, а тут разговорился: «Ты, слышь, Егорка,,силой брось баловать. В нашем деле глаз да взмах нужен. Глаз соврёт — не туда попадёшь, взмах соврёт то пере рубишь, то недорубишь. Вот ты и лови, замечай, когда у тебя взмах точный, и в силу. Добывай привычку, к дереву привыкай. Оно хоть ска зать и бревно, ia тоже свой секрет имеет. Есть слой прямой, есть витой. Станешь сколок делать, недоглядишь и напортишь. Где сук попал, тут разговор другой — тут добавь удара. На вершину идёт полсилы, на ко мель полторы — вот оно и ровно». А то тешет-тешет, остановится и спросит: «Чуешь, Егорка, какой дух от дерева идёт?» Нюхнёт Егорка. «Хороший»,— говорит. . «То-то, хороший! А ну закрой глаза!» Егорка закроет, а Минеич насобирает щепочек от березы, сосны,, осины и заставляет его на нюх угадывать, какого дерева щепка. «Ох люблю я, Егорка, этот дух! Такой он тревожный, да здоровый. Слыхал я, что плотники да столяры дольше всех живут, потому что дере вянным духом дышут». Ну, и всякое. Про любимое дело и молчун столько наговорит — в рукавицах не.унесёшь.
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2