Сибирские огни, 1956, № 3

«Дядя Пантелей, ты мне дашь топора?» «Дак, неуж, — говорю, — у тебя дома нет?» «Дома-то есть. Да , видишь, дядя Пантелей, зазорно мне с ним через всю деревню тащиться. Засмеют. Проскулят на все лады. Д а я, может, в первом же бою коня и оружие добуду! А тут, как увидят с топором, дак на всю жизнь «кашевар» присохнет. Ты, дядя Пантелей, уж пожалуйста, не рассказывай шитому». «Ладно, — говорю, — беги за гармошкой, а топор найдём». Ну, дал я ему топор да, можно сказать, на топоре и женил. Сам в ту пору не думал, что человеку прививку на полную жизнь сделал. И топо- ришко-то был вовсе не плотницкий, а только верю — именно с того дня от моего топора пошла у человека его настоящая жизнь. Вот ведь как иной раз случается. Колчака вскоре кончили, а действительную Соколок служил в са­ пёрах. Вернулся, слышь, с топором. Только уже не с мо>им. Черенок такой фасонистый, на конце с загогулиной, да звонкий-звонкий. Мать-то у Со­ колка померла, остался он один. Мы закидываем ему: «Как, мол, Андрей, землю брать будешь, али другое что надумал?» «Куда мне, — говорит, — с землёй? Лошадёшки нет. Так перебедую. Один топор, один сапёр — вдвоём не пропадём». Минеич, который сейчас за Соколковой бригадой приглядывает, тогда в самой силе мужик был. Дока по плотницкой части. Одна беда — молчун несусветный. Баба по первости уходить от него хотела из-за этого. Вот Андрейко и вступил с этим Минеичем в компанию. Кому домишко, кому амбарушку срубят. Внедолге школу затеяли строить. А потом кол­ хоз организовали — вовсе дела хватает. Так они с топора и кормились. Что говорить —• мастера отменные, да и дело своё любили, ремеслом не кидались. Я нет-нет, да и напомню Андрюшке про кашевара. Смеётся: «Не бывает, — говорит, — дядя, худа без добра». Женился он вскорости, как из армии пришёл. Дом себе сгрохал пя­ тистенный, ребятишек народил... На народе ему уважение, на гулянке первый запевала, гармонист — поискать. Одним словом, самый компа­ нейский мужик. Шутки свои не забывал. Так и жил с задиринкой. Помню — до колхоза это ещё было. Завёл себе Тихон Огнёв (кулак тут у нас был) орловского рысака. Гоняет по деревне, поросятишек, кур давит,— гляди народ: кулацкая душа тешится. Ну, Андрейко раз с ним и заспорь: «Твой, — говорит, — конь так не побежит, как я побегу». Тихон смеётся, а Андрейко своё. Как раз воскресенье, народишку порядочно набралось. «Неуж, — думают, — Андрейко рысака обгонит?» Поспорили на четверть вина. Бежать от Тихонова дома до моло­ канки. Оседлал Тихон рысака. «Ну, — говорит, — давай!» Стали в ряд. Кто-то скомандовал: «Раз, два, три!» Тихон как даст шпоры — конь змеем взвился. А Соколок повернулся да давай задом к молоканке бе­ жать. Тут народ и грохнул. Сообразили, почему он говорит, что твой конь так не побежит, как я побегу. Попал в дураки Тихон. М-да. Так-то всё бы ладно было. Жили люди. Радовались. А тут: бац! Война. Пришёл черёд Соколку идти. Жена, известно, голосить, ре­ бятишкам тоже мало весёлого — три сына у него оставалось. А сам-то, хоть и сумно на душе, однако крепится: «Брось, — говорит, — Алёна, сырость разводить, а то я, до военко­ мата не доехавши, заржавею». Служил он опять в сапёрах. Года три писал -— всё в порядке было. Заграницей уж случилось... Рассказывал про это его сослуживец. Са­ пёр из одного с ним взвода. После войны специально разыскал Андрееву семью...