Сибирские огни, 1956, № 3

увидела рассыпавшуюся по склону золотистую травку. Долго разгляды­ вала цветок. Быстро нарвав пучок, прилегла на траву. Над ней, в голубой черноте, свисали ветви елей, и концы их были новые, у одних — нежнозелёные, у других — сизые. Сухо и чётко стреко­ тали кузнечики. Катеринке казалось, что различает их голоса; но ухо утомлялось и слышало только, как звенела пчела над цветком и умолка­ ла, окунаясь в него. Наступала тишина, густая, огромная, от земли до самого неба. Было приятно лежать, вытянувшись, с закинутыми за голову руками, подставляя лучам отяжелевшее тело. Вдруг что-то стукнуло внутри. Катеринка схватилась руками за жи ­ вот в одном, в другом и сразу же в третьем месте, настигая то, что би­ лось. Еще не поняв, она улыбнулась. Села и засмеялась. — Ворохнулся, ворохнулся! — от этого сознания сделалось удиви­ тельно легко и хорошо, хотелось кричать, петь, смеяться, сорваться и по­ бежать и всем рассказывать. Казалось, и день этот расцвёл только ради того, что случилось. Женщина встала и осторожно пошла с кургана, боясь потревожить живое, только что просившееся на свет дитя. Одиночество кончилось. Увидав Васёну, Катеринка не остановилась со стеснённым сердцем, а шла навстречу свободно', не подбирая живота. Васёна, подыскивая слова побольней, загородила дорогу. — Что я хотела сказать тебе, Катерина: чугуны свои да сундуки на ­ зад забирай. Милостинкой вашей не нуждаюсь! — Иль разбогатела? Ну, бог с тобой, ужо прицепщика пришлю. Васёна взглянула в её сияющее лицо и подозрительно спросила: —- Ты чего это? Может, письмо прислал? — Не-е,— затрясла головой Катеринка. И, придвинувшись, блестя глазами, неожиданно поделилась: — Ворохнулся... Ребёночек ворохнулся. Васёна прислонилась к рябине, убранной цветом, точно старинным кружевом. Провожая взглядом раздавшуюся фигуру Кати, шептала по­ белевшими губами: «Как же это? — Прозевала! Прозева-а-ла...» И вспом­ нила, как сама долго скрывала от людей своё материнство, а потом вот так же ходила гордая, счастливая, словно одна умела носить и рожать детей. Зависть и боль затуманили глаза. «Артём обрадуется, страсть детей любит. Нашего с рук не спускал, до сих пор тоскует». Представилось, как сидит на возу под вечер. Она устала и поправляет растрепавшиеся волосы. Острый запах сухого клевера, как всегда, волнует её. Артём протягивает наверх толстого мальчишку с малиновым облупленным носом. Васёна не торопится взять — у неё полон рот шпилек. Малыш дрыгает в воздухе ножками. Все трое смеются... Слабость охватила её. И вдруг чуть не вскрикнула: «Да ведь он уже знает! Знает!» — и едва удержалась, чтоб не бросить оземь копилку, ко­ торую всё ещё держала под фартуком. Снова возникла перед ней картина того вечера в городе, у Натальи, по-новому освещённая и понятная. И такой жалкой представилась она там себе, что заныло в груди от стыда. — Ну, что же, — поднимая голову, сказала как можно спокойнее, хотя с некоторой угрозой,— пусть живут. Пусть... И почувствовала страшную усталость. Ощущения, самые разноречи­ вые, надрывали сердце, тупой болью отдавались в голове. Нужно было освободиться от тяжкого груза мыслей, немедленно рассказать кому-то