Сибирские огни, 1956, № 3
на их постные, натянутые лица, и вдруг усмехнулась:— Я сама с Тёмой ночевала под май у Натальи... И ощутила, как заливает её горячее, торжествующее чувство. Но какое-то недоверие в глазах Зинаиды мешало ей. Она потянулась и вы нула из-за досок блестящего глиняного пса с чёрной прорезью на спине: — Посмотрите-ка, чего озорник подарил мне! Умрёшь и не вста нешь. И уже не в силах удержаться, словно разбежавшись, сказала: — Кто ж Катьке велел? Не ходила б за него, не силком тащил. Разве он пара ей? Эва, на двенадцать годиков! И сама на минуту поверила в то, о чём говорила. Показалось, что по сле этих слов нет отступления назад, всё-всё должно измениться, и Арте мий непременно вернётся. Когда доярки ушли, она в изнеможении почти упала на крыльцо. «Тёмушка-а» — произнесла с нежностью, опустив лицо в ладони. «Тёма,. Тёмушка!» — ещё и ещё звала она, и перед ней в тумане возник высокий,, тёмноволосый, малость нескладный парень: он уходил от неё на сере дину деревни, где. стояла подвода, увозившая добровольцев. Смуглая, ещё мальчишески нежная шея виднелась между шапкой и точно обре занным воротником стёганки... А новый Артемий, с жёсткими складка ми вдоль щёк, с сединой в волосах, уверенный и строгий в движениях, отчуждённо смотрел на неё. Становилось пусто и холодно. Ожесточённо думая о том, как Артём убежал от неё у Натальи, вне запно понимала: не нужна ему, и никогда они не станут родными. Но вот снова вспыхнул один его особенно растерянный взгляд, случай ное, доброе слово, и опять верилось, что он всё ещё привязан к ней. И от того, что не могла решить и понять, не могла и перестать об этом думать. — Здравствуй, Васёна Савельевна! Васёна вздрогнула. На дорожке стояла Анна Чистова, по-воскрес- ному без платка. Гладкие, почти чёрные волосы собраны сзади в не большой узелок. Невольно вспомнив её густую косу, Васёна подумала: «Тоже хватила горюшка». И подвинувшись, сказала со вздохом: — Присаживайся, отдохни. Когда-то они дружили. Бывало, возвращаются школьники гурьбой из соседнего села — мальчишки толкаются, бросают снежки, врут на пропалую. Анютка обхватит шею Васёнки, притянет к себе, пошепчет— так, ерунду какую-нибудь,— и обе они засмеются, захихикают, с хит рецой поглядывая друг на друга. Мальчишки забеспокоятся, косят гла зом — не про них ли ,—■и, глядишь, собьются, забудут, чего дальше врать. Позже, девками, они шили себе одинаковые платья. Когда у Васёны спалили избу, Анна звала её жить к себе. Теперь, с самого начала, хотела опять предложить свой дом, но забоялась, что Васёна истолкует неправильно, зная отношение Анны к Катеринке. Когда всё-таки заговорила об этом, Васёна уже перешла к Агафье крайней, с которой тоже когда-то дружили. Анна, признаться, была рада — не хотелось досаждать и без того расстроенной Катеринке. Откровенных разговоров, как прежде, не выходило. Стояло между женщинами что-то недосказанное, настораживая обеих. Запустив руку в чугун с варёной картошкой, приготовленный на крыльце, Анна взяла пару картошин, размяла в пальцах и бросила к нижней ступеньке. Высокий белый петух набежал, долбанул картофелину, встряхнул гребнем и закокал лихорадочно. — Ишь заботник,— рассмеялась Анна, глядя, как сбегаются
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2