Сибирские огни, 1956, № 3

— Ложись, конечно, намёрзлась. Она торопливо забралась под одеяло и затихла. Артемий долго сидел, подперев голову ладонью. Взяв со стула ме­ шочек, подержал в руках, развязал и заглянул внутрь: юбка, килограмм ■конфет-подушечек, Катеринкиных любимых, орехи фисташки ■— две­ сти граммов на пробу, двое чулок. Артемий достал одну пару, хотел дать Васёне, но раздумал: приличней, если отдаст Катеринка. В горо­ де он думал найти кого-нибудь из своих деревенских, чтобы послать эти вещи Катеринке. Только не с Васёной! Он вытащил блестящего глиняного пса с чёрной прорезью на спине и, забывшись, смотрел на него. — Кому это, Артемий Филиппыч? — раздалось с кровати.— Ребяти­ шек вроде нету у вас. Артемий взглянул исподлобья: — Дело небольшое, заведём: Васёну будто подбросило. — Ты, видать, не теряешься в жизни,— сказала она, сев на крова­ ти .— С другой живёшь при живой-то жене и усом не ведёшь. Прощенья должен просить, в ногах валяться! А ты что? — досада и возмущение жгли Васёну, мутили разум, колом вставали в горле.—■Куда я теперь, куда? Избу спалили, мужа отняли, ободрали, как гуску. Постельника своего, и то нет! Я по чужим людям мыкаюсь, а ты — ишь, чем занят! Игрушечки на уме! Стыда в тебе нет, охальник, ты. непутёвый!— она замолчала, стараясь сдержать себя. Обида ещё дрожала в голосе, когда сказала: — Ты не серчай. Я не навязываюсь. А только на душе лет десять держали друг друга... можно и полегче... И следуя какой-то мысли, воскликнула: — Был бы ребёночек наш жив, может, и не случилось бы ничего. —■А я, знаешь,— неожиданно сказал Артём,— на ребят до сих пор глядеть боюсь — вот как расстраиваюсь. Васёна вздохнула: —• Отвык ты. С молодой балуешься.— И горько усмехнулась:— А прежде и я, бывало, обнимала. Плавал ты в объятиях моих. А и то забыл. — Зачем забыл? — уронил Артемий, невольно скользнув взглядом по её большим рукам, по стянутой натальиным платьем груди, и беспокой­ но оглянулся на тёмное пятно окна. Чувство жалости к Васёне боролось с сознанием чего-то дурного, что крылось в этой встрече по отношению к Катеринке. Он тоскливо сказал: — Ну, скажи, человек ты? Тебе её-то не жалко? Ведь девочка она. Девчоночка... А потом... — А я — жена твоя законная,— зашептала она,—: взглянул бы, не грех ведь,— и спустила с постели голые ноги. Артемий захватил руками край стола, секунду посидел так, потом взял ватник, мешок и пошёл. Васёна вскрикнула: — Куда ты?! Постой! — Ты ложись. Спи,— тихо проговорил Артём, пятясь к двери. Но она вскочила, подбежала, обхватила за шею! — Тёма, Тёмушка, не срами! Растерявшись, он пытался разнять её руки. Она цеплялась и шеп­ тала: — Что же ты делаешь со мной, Тёмынька? Ради кого терпела? Не- ужель совсем разлюбил? Тёмушка-а!