Сибирские огни, 1956, № 3
Отпустят. Д а вот, сомневаюсь: наказывали жакетки вязаные, а я им фу файки: через голову надеваются, а поперёк олени бегут. Ты, чай, пони маешь, поглядела бы, — сказал он по-свойски, тяжело встал, не поле нился распаковать чемодан и вызволить из глубины два джемпера. — Вот, бордовые, прикинь-ка. Ирина, стараясь справиться с собой, приложила к груди покупку. Дзюба разахался: — Ой, миленькая, какая ж ты красавица, точь-в-точь моя дочка. У ней глаза тоже чёрные, и носок махонький. У меня и жена красавица. Достал ещё меховые ботинки («И у нас в Якутии на них мода по шла») и приобретённые в ГУМе для его красавиц хлорвиниловые «гарде робы» на молнии. Но Ирина сидела потускневшая, еле отвечая. Клим Григорьевич перебрался сверху на место Анны Петровны. На Ирину веяло теплом от этого новосибирца, вовсе не похожего на провин циала. Но она старалась избегать разговоров. Казалось, его умный, на смешливый взгляд подкарауливал её мысли и понимал, каким детски- нелепым, просто невежественным было всё, что думала о Сибири прежде. Ещё раз отважившись, спросила, указав на серый налёт на снегу: — Отчего так? — Тает, — с готовностью отозвался Клим Григорьевич. — Солнце здесь жарче, чем, например,'на Урале. Парадокс? Вы думали, мы только и цокаем зубами от холода? Иным летом в Новосибирске до сорока гра дусов жара. В деревнях нет дома, чтобы не стояла стена подсолнухов. Как на Украине! А прошлый год такой урожай овощей был, что колхоз никам до заморозков не управиться б. Мы со. школьниками ездили уби рать помидоры. Между прочим, вам приходилось помогать в колхозах? Ирина не ответила. Он уже заметил эту особенность: смотрит в окно, а глаза делаются грустными, отчего лицо не становится старше, к&к у женщин, много пере живших, но приобретает выражение беспомощности, что вызывало в нём смешанное чувство удивления и желания помочь. Он невольно представлял её в классе, за работой, даже на педсовете. Ему теперь казалось, что Ирина из тех молодых преподавателей, каких так любят школьники. — Упрекают директоров в процентомании, — сказал он. — А как от неё избавиться? У вас, я знаю, то же самое. Ну, признайтесь, вы так и не сказали, с каким процентом по району идёте? Ирина порывисто повернулась. Напряжённая мысль сковала лицо. Будто хотела что-то сказать и не могла. А глаза наполнились слезами. — Ничего я не знаю! — с отчаяньем выговорила она и, низко скло нив голову, прошептала: — Я ведь не работаю... — Как, уволились? — Нет, совсем не работаю. Кончила институт, а замуж вышла и ра ботать не стала. Слёзы быстро-быстро закапали ей на руки. — Та-ак, — сказал Клим Григорьевич. — Не желали, значит. Она прижала пальцы к глазам, отняла и тряхнула головой: — И муж не пускал. И сама не стремилась. И отвернулась. Он видел, как задрожала её щека. — Чего же вы плачете? — Стыдно, что солгала, — сказала, не оборачиваясь. — A-а, а я подумал совестно, что не работаете. Он вынул папиросу, посидел, постучал ею о портсигар и вышел. А она смотрела и смотрела на степи — огромные, тронутые весной, жду щие человеческих рук. ...Ночью подъезжали к Оби. Клим Григорьевич не отходил от окна,
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2