Сибирские огни, 1956, № 3
* * * Не было ни одной статьи о «Даурии», в которой не отмечалась бы близость произведения к классическому творению советской литературы — шолоховскому «Тихому Дону». Верность этого замеча ния не вызывает сомнений. Разумеется, что речь идёт не о по пытках упрекнуть К. Седых в подража тельности, не о потугах проследить «па раллельные» образы и ситуации, как это стремились доказать некоторые ре цензенты. Писатель-сибиряк остаётся самостоятельным — он не подражает, а творчески следует великолепным дости жениям М. Шолохова, и это естествен но и закономерно. Что ж е даёт право говорить о близо сти «Даурии» к «Тихому Дону»? Оба романа посвящены одной теме — судьбам казачества в революции, при чём казачество изображено не изолиро ванно, и это позволяет авторам решать проблему народа и революции. Как М. Шолохова, так и К. Седых (здесь речь идёт о принципиальных установках, а не о сопоставлении худо жественных достоинств обоих произведе ний) привлекают широкий размах собы тий революции и гражданской войны, судьбы огромного количества людей, причём оба писателя центр тяжести пе реносят не на внешнее изображение со бытий, а на проникновение в психоло гию человека, в его душевный мир. Оба писателя вводят в ткань повествования документы эпохи — приказы, воззвания, распоряжения; так же, как «Тихий Дон», «Даурия» пронизана множеством своеобразных казачьих песен — о Роди не и о чужедальной стороне, о судьбе казака, о его милой, о доле народа. И дело здесь не только в жизненном мате риале, взятом в основу каждого из ро манов, но и в способе его обработки, в подходе к нему. Уже отмечалось родство описаний природы у К. Седых с пейзажной жи вописью М. Шолохова. Существуют и различия, определяе мые как творческой индивидуальностью писателей, так и неодинаковостью жиз ненного материала. Много внимания, на пример, уделяет К. Седых влиянию на забайкальское казачество политических ссыльных (как известно', на Дону их не было). Но, справедливо отмечая творческую близость К. Седых к М. Шолохову, кри тика не обратила внимания на одно важ ное и интересное обстоятельство, в из вестной степени проясняющее замысел писателя-сибиряка. Это обстоятельство — р я д э п и з о д о в , в к о т о р ы х К. С е д ы х с л о в н о п о д ч ё р к и в а е т близость некоторых сюжетных построений «Дау рии» соответствующим ситуациям «Ти хого Дона». Это нетрудно увидеть. Действие обоих романов начинается в одно время. М. Шолохов начинает по вествование с возвращения Прокофия Мелехова с «предпоследней турецкой кампании», то есть с войны 1853 — 5 6 гг. К. Седых прямо указывает, что Андрей Улыбин «отличился на Дальнем Востоке» в боях 1854 года с англича нами. Примерно в один год вернулись в родные места Прокофий Мелехов и Андрей Улыбин — первый с южных ру бежей страны на Дон, второй — с даль невосточных границ в Забайкалье. Развёрнутое повествование оба авто ра начинают со второго поколения — М. Шолохов с Пантелея Прокофьевича Мелехова и его детей Петра, Григория и Дуняшки, а К. Седых — с Северьяна Андреевича Улыбина и его сыновей Ро мана и Ганьки. Но главными героями произведений становятся представители третьего по коления — Григорий Мелехов и Роман Улыбин. Начало «Даурии» — забайкальский пейзаж, описание улыбинского двора явно перекликается с началом «Тихого Дона». В дальнейшем К. Седых рядом эпизодов, отражающих переломные мо менты истории, снова настойчиво под чёркивает аналогию своего произведения с шолоховским. С какой целью это делается? Ответ дают заключительные страницы «Дау рии». Напомню лишь прежде , как нера достно возвращается главный герой «Тихого Дона» Григорий Мелехов к род ному дому, в хутор Татарский. «Сбылось то немногое, о чём бессон ными ночами мечтал Григорий. Он стоял у ворот родного дома, держал на руках сына... Это было всё, что осталось у него в жизни, что п о к а е щ ё р о д н и л о е г о с з е м л ё й , и со всем этим огром ным, сияющим под холодным солнцем миром». (Разрядка моя. — Ю. М.). Другим путём, чем Григорий Меле хов, шёл по жизни Роман Улыбин, глав ный герой «Даурии», навсегда связав ший свою судьбу с судьбой народа. «Даурия» тоже заканчивается возвра щением Романа Улыбина. Вся природа словно ликует вместе с ним. «В г о р я ч е й с т р у я щ е й с я с и н е в е с м е я - л о с ь о т с о б с т в е н н о й щ е д р о с т и с о л н ц е , таяли под хребтами пу шистые облака, неугомонно шумели реч ки. В с ё ж и в о е р а д о в а л о с ь и с п е ш и л о ж и т ь». (Разрядка моя. — Ю. М.). Необыкновенно хорошо было в эти дни на душе у Романа Улыбина, — го ворит автор дальше, рисуя его возвра щение из Красной Армии. Сердечно встречают его земляки и родные. «Повязывая на бегу полосатый платок, уж е бежала мать. Она плакала и смеялась сквозь слёзы, худенькая и
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2