Сибирские огни, 1956, № 3

# ф * Значительный интерес представляют отдельные художественные приёмы К. Седых, использованные им в «Дау­ рии». Главная тема романа — схватка двух миров — определила и живописное, если можно так выразиться, решение этой те­ мы. Разумеется , что главную роль здесь играет глубина психологического рас­ крытия образов, исследование характе­ ров и условий, в которых характеры формировались, о чём уж е шла речь. Однако писатель не довольствуется этим. Вспомним описание чепаловской усадьбы, просторного и прочного купе­ ческого дома — лучшего в посёлке. До­ статок и довольство хозяев сразу броса­ ются в глаза. Но не только об этом хо­ тел сказать писатель — двухсаженный забор , свирепый волкодав на цепи не ме­ нее убедительно говорят, что «не всё спокойно в королевстве датском» — Че- палов, очевидно, не без веских основа­ ний превратил свой дом в крепость. И усадьба вырастает в символ сытой, на первый взгляд, прочной, на долгие годы устоявшейся жизни, хозяева которой, однако, не очень уверены в завтрашнем дне — поэтому гак высоки заборы, по­ этому мечется вдоль проволоки волко­ дав. Символом другого мира — мира безыс­ ходной нужды и каторжного труда — становится кособокая изба Семёна За- бережного — с трухлявой крышей, кро­ шечными мутными окнами. Не случай­ но, что первым описанием автор начина­ ет главу о Чепалове, а вторым — главу о Забережном. Вопиющая контрастность описаний говорит сама за себя, их ося­ заемая вещность поднимается до боль­ шого обобщения. Сравнительно немного места уделяет К. Седых событиям первой мировой вой­ ны. И тут писатель также прибегает .к образу-символу, передающему запусте­ ние и разруху , вызванные войной. Та­ ким символом становится поле казака Лукашки Ивачева, наполовину распа­ ханное перед войной и зарастающее пы­ реем. «Выпряженный плуг валялся в за- травянелой борозде. На широком леме­ хе его, когда-то ясном, как зеркало, ви­ ла ^затейливые узоры ржавчина, мыши­ ный горошек, усеянный крошечными стручками, беззаботно оплёл колёсные спицы и бычье ярмо». Это очень лаконичное описание вели­ колепно своей точностью, пластич­ ностью деталей, зримостью. Что может лучше ^олицетворять труд пахаря, пре­ рванный его уходом на не нужную ему войну, чем брошенный на поле плуг, по­ крытый ржавчиной, заросший травой? Этот символ, нарисованный с прекрас­ ной писательской зоркостью, немного далее будет подкреплён двумя сценами. Первая из них — разговор в семье Улы- XI. «Сибирские огни» № 3. биных о продаже лошади и коровы: нуж­ но снаряжать Романа, покупать ему строевого коня. Второй эпизод — торгов­ ля Чепалова контрабандными товарами, которые благодаря войне стало легче до­ ставать и легче продавать с немалой прибылью. Здесь также писатель прибе­ гает к резкому, контрастному противо­ поставлению — одних война разоряет, другим приносит барыши. В ряде статей о «Даурии» отмечается пейзажное мастерство К. Седых. С этим нельзя не согласиться. Однако верно оценивая искусство писателя, авторы статей не пытаются проанализировать те приёмы, с помощью которых писатель добивается успеха. Между тем, такой анализ конкретно подтверждает уж е не раз делавшийся вывод о творческой бли­ зости К. Седых манере М. Шолохова. Бесспорно, что она заключается не толь­ ко приёмах пейзажного письма, но в какой-то мере также и в них. Своеобразная, суровая и прекрасная природа Забайкалья нашла в авторе «Даурии» своего певца. Многие главы романа открываются пейзажными зари­ совками, радующими своей живописной силой. Внимание К. Седых к цвету порази­ тельно: он находит десятки определений для красок и оттенков. Открывая роман пейзажем Мунгаловского, автор замеча­ ет и голубой поясок извилистой Драго- ценки, и чёрные срубы бань, и тусклую позолоть крытых тёсом шатровых крыш, и заречный, дымно синеющий косогор! Говоря о доске на высоком полосатом столбе, он укажет, что она выбелена солнцем, что дожди и ветры уничтожи­ ли на ней надпись, и осталась в нижнем углу доски жирно и косо написанная восьмёрка. Сопка с белой часовенкой на макушке, серебряные полтины мелких озёр довершают картину, написанную почти с графической чёткостью. Во второй главе мы увидим синие си­ луэты заречных хребтов, желторудые просторы рассветного неба, а на нём — сизые облака, похожие на гигантских рыб. По краям облаков играют алые блики, предвещающие восход солнца. Не только форма и цвет запечатлены в картинах природы. Пейзаж романа осязаем — у К. Седых г л а д к о ­ с т в о л ь н ы е вербы, з а м ш е л ы е плетни огородов, т р а в я н и с т ы й пе­ реулок, и г л и с т а я недотрога — бо­ ярка и колья в х р у п к и х колечках прошлогоднего хмеля. Эти_ определения выписаны только с первой страницы книги и говорят о щед­ рости автора на эпитеты, точно передаю­ щие предметы «наощупь». Мир для К. Седых полон запахов и звуков — и вместе с ним читатель обо­ няет тонкий, сладостный аромат багуль­ ника, смолистую горечь молодой хвои, исходящий от ветки тонкий, крепкий за­ пах молодой коры и снега, слышит, как