Сибирские огни, 1956, № 2
В чём обвинить Любу? В том ли, что забыла о гордости, тайком сле дила за мужем; угадав, куда он направился? В том ли, что стояла в темноте, слушая их разговоры, растоптанная, оплёванная, до крови ку сала свои губы? Или в том, что любила своего Сергея, своего мужа, отца её детей, может быть, больше, чем жизнь? Не хотела, не могла отдать Люба Хопрова своего счастья Алке Ураловой. Знала, что совет деда Максима пойти и поговорить с Алкой так же бесполезен, как запоздалый августовский дождик — выгорели посевы, почернели степи и уж ничто не пробудит их к жизни. И всё-таки пошла. Когда скрипнула отворяемая Любой дверь, Алка, сидевшая за сто лом, подняла заплаканные глаза и медленно начала бледнеть. Несколь ко минут они молча стояли и смотрели друг на друга: Люба — с нескры ваемой ненавистью оскорблённой, отвергнутой, но уверенной в своей правоте женщины, Алка — с каким-то иепугом и одновременно с на смешливым превосходством человека, бессознательно чувствующего свою силу. Но не смогла всё-таки выдержать Алка взгляда Любкиных глаз, опустила голову. — Я пришла к тебе, Алевтина, — проговорила, наконец, Люба, поч ти не шевеля губами, боясь сделать от порога хоть один шаг. Алка вздрогнула — столько мольбы и несдерживаемой боли про звучало в голосе Любы. — Что ходить ко мне? — ответила Алка; пальцы её рук мелко дро жали. Заметив это, она убрала руки со стола. - - Слышала сейчас разговор ваш... Алка пожала плечами, как бы говоря: «Тем более...» Потом зачем- то сказала, не поднимая головы: — Меня все в деревне Алкой зовут... Из её глаз упала на стол крупная слеза и медленно расплылась по некрашеному, до желтизны выскобленному дереву большим пятном. Бывают мгновения, когда чужое горе воспринимается сильнее и за ставляет забыть о своём, как бы велико оно ни было. Так случилось и с Любой Хопровой. Женским чутьём поняла она, что не рада Алка своей любви, что мучается она не меньше её самой. И не много же потребова лось, чтобы понять всё это — всего одна Алкииа слеза да ещё еле слыш ный её голос: «Меня все в деревне Алкой зовут...» Дрогнули крепко сжа тые Любкины губы, быстро подошла она к Алке, остановилась в нереши тельности. — Чего плачешь... дурочка? — проговорила Люба. Алка быстро подняла голову, встала из-за стола. — Кто плачет? Кто?.. Думаешь, легко мне?.. Зачем пришла? Не от дам Серёжку, не отдам... — задыхаясь, выкрикивала Алка прямо в лицо Любе Хопровой. Потом упала на застланную байковым одеялом кровать, на которой отдыхали во Еремя дежурства на ферме животноводы, и дол го плакала, вздрагивая всем телом... (■ На другой день вечером встретились за Касьяновой падыо Алка Уралова и Сергей Хс/пров. Алка запоздала — пришла какая-то малень кая, притихшая. На ней было её лучшее шифоновое платье с редкими большими лилиями. Сергей долго смотрел на похудевшее бескровное лицо, на синеватые круги под глазами. — Ты не заболела? — Нет, — ответила Алка, опуская ресницы. — Сядем где-нибудь. Они опустились на срубленное и забытое в лесу дерево. Алка робко прижалась к плечу Сергея. Тот, помедлив, неумело обнял её одной рукой.
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2