Сибирские огни, 1956, № 2

рой Перепелихи. От неё и песни складать, видно, научилась. А ты зачем перечишь? Дед я тебе или не дед? — снова раскипятился старик. — Эх ты, Любаха-милаха... Как бы этот соловей твоих детишек сиротами не оста­ вил. Знаем мы такие песни... Люба подняла на деда свои тёмные, широко открытые глаза, щёки её стали ещё бледнее. — Где уж моему Сергею,— стараясь казаться спокойной, рассмея­ лась Люба. — Он девок чурается, как чёрт сухой вербы... — От такой чурнёшься, как же... Не захочешь увидеть, так услы­ шишь. Да ты слепая, что ли? И дрогнуло красивое Любкино л.ицо, не выдержало сердце. Как стоя­ ла, так и осела она на мешки с зерном, заплакала вдруг тяжёлыми, дав­ но искавшими выхода слезами. — Дедушка!.. Неужели это правда? Я не хотела верить... Изменился Сергей ко мне... и к детям. Вижу это, не слепая, а не верю. И что говорят про него — не верю. Как же это? А?.. Максим Теременцев растерянно заморгал морщинистыми краснова­ тыми веками и принялся торопливо шарить у себя по карманам, хотя трубка торчала у него во рту. Потом обошёл вокруг брички, потрогал, на­ дёжно ли закручены гайки у задних колёс. И только проделав всё это, подошёл к внучке, присел рядом на мешок. — Вот оно, дело-то какое, голубушка... Я же о том и говорю... Ну будет, будет, перестань. — Разлучница проклятая!.. Ведь дети у него... Дедушка, помоги, — в отчаянии выкрикивала Люба Хопрова. — Эх, Любаха-милаха... Никудышный я помощник в таких-то де­ лах. Тут уж ты сама как-нибудь... Поговори с ней, пристыди непутёвую. Заполошная она, а может, поймёт. Совесть должна быть у каждого чело­ века... и сознательность соответственно. — Как же мне быть теперь, дедушка? — Люба подняла заплаканное лицо и уткнулась ему в колени. Морщинистой рукой старик гладил гу­ стые, горячие от солнца волосы внучки. — Я её, Уралову, не люблю,— вместо ответа проговорил он.— Не­ путёвая она, озорная.. А вот поёт душевно, люблю. Артист — и только. А Сергушку приструнить — твоё уж дело. Поймёт — остынет. А потом — знаешь, потухшую трубку выколотить надо. Тоже твоё дело... —- Господи, и откуда она взялась на мою голову, проклятая! Мало ей холостых парней... А над деревней, как бы в насмешку над горем Любы Хопровой, зве­ нел счастливый голос Алки: ...Я песню пою, мою спутницу верную, А мне улыбается каждый цветок. И кажется мне: Про любовь мою первую Шепчет степной ветерок... Ласково шепчет степной ветерок... Правильно сказал старый Максим Теременцев: не увидишь Алку Уралову, так обязательно услышишь. А Сергей Хопров не только слышал, но и видел её. Сидел на возу спиной к ней, а перед глазами — чуть веснушчатое лицо и волосы, отли­ вающие спелой рожью; смотрел вечерами в погрустневшие чёрные глаза своей жены Любы, а вадел другие, серые и бездонные, которые вечно по­ смеивались и звали куда-то... Трудно было не идти на этот зов.