Сибирские огни, 1956, № 2

Не собирался я скрывать ровно ничего. Так, мол, и так: внизу, по берегу живут молодые парни; встретился с ними, попил у них супу, а потом давай учиться, 'как читать-писать одну букву. — Что-что?.. Не болтай... Не дури... Какую букву?.. — Большую с перекладиной. «Разве показать? Скорей пустит. Поймёт». Выпячиваю грудь. Говорю: — У меня за пазухой. Пожалуйста вытащите. — Ну-ка тащите... Давайте... Похоже, к русским цирикам бегал. У них был? У красных?.. У консульских?.. Скотина!.. Тут наш 'Гактан-Мадыр принялся вытряхивать из себя вонючие сло­ ва, которым не уместиться даже в голодной пасти гиены. Один из при­ ближённых цириков выхватил у меня из-под рубахи и отдал Тактану книгу с тетрадкой и карандаш. Тактан весь горит и мечется, как настоящая подстреленная гиена, когда ей подходит время испустить дух. Выщёлкивает в меня полную очередь гибельных слов. Клочья бумаги, обрывки переплёта с разор­ ванными картинками посыпались в огонь. Летят в дым и пламя скомкан­ ные листки тетради, кусочки карандаша. Моя голова пылала. В ней тоже накопилось много дыма и •огня. — Что вы делаете?! — завопил я.— Нельзя! Нельзя! Пойду к сайту! Всё скажу! Я подскочил к Тактану, как дрофа с переломленными крыльями, у которой убивают птенцов,— подомну грудью, затопчу, заклюю! Подручные впиваются в меня, бросают к порогу. Тактан посинел. Слюна во рту запенилась. В уголках рта выраста­ ют и лопаются .желтоватые пузырьки. Тактан шипит, выдувая звук «ш» протяжно, с усилием: — Двадцать ш-ш-шаагаев!.. Двадцать ш-ш-шаагаев!.. Знакомое дело! Один из подручных давит на моё плечо. Другой прижимает мою голову левой рукой к своему бедру. Правой рукой щёл­ кает меня шаагаем по щекам. Тактан считает: — Раз!.. Два!.. Три!.. Десять полноценных ударов по правой щеке — с молодецким при­ свистом. Десять — по левой. Тактан поучает: — Наука тебе... Учение... Вот... Ступай... Другой раз не прощу... Заковать велю... В темнице будешь лежать... Железом будешь звенеть... Буква с н ав есов Подручные Тактана развязали мне руки и вытолкали на волю. Не знаю, куда пойти. Щёки жжёт и покалывает. В скулах сверлит и ломит. Ноют челюсти. Дёргает глаз. А сердце громко стучит. Выстукивает кровную жалобу-обиду. Кому жаловаться?.. Спускаюсь к Енисею. Сажусь под кривой то­ поль. Кому жаловаться?.. Сижу на камне под кривым тополем. Повсюду эти чиновники, куда ни пойдёшь... Но как можно?! Ведь нельзя же!.. Нельзя бояться! Молчать нельзя! Завтра вечером спрошу того генера­ л а— тех цириков, консульских— того начальника, что книгу мне выдал, того учителя. Встаю с камня. Ухожу из-под кривого тополя. Думаю: «Ой, какие