Сибирские огни, 1956, № 2

мясного навара. Даю чаше три раза вскипеть вместе с лапшой и снимаю с очага. Водружаю моё варево на холодный таган у посудной полки. Завтрак готов. Лапша так вкусно пахнет, что мои недавние насмешники начинают потирать руки и облизывать губы. Все молчат и смотрят на меня. Это меня воодушевляет. Я вам и чашки получше начищу. Каждому будет полная Чашка, вровень с краями, густой лапши на мясном бульоне. Вытираю первую чашку подолом халата. Она блестит. Щедро на­ полняю лапшой с мясным наваром и протягиваю Тостаю — ему перво­ му. Ребята разобрали пустые чашки, протягивают мне, ждут, когда я до­ веду каждую до образцового блеска и наполню до отказа! Но мне не­ спокойно, — радостно и тревожно; что скажут мои товарищи, когда не­ много поедят лапши и войдут во вкус— будут похваливать или насме­ хаться? Присматриваюсь и прислушиваюсь. Для начала неплохо: мои товарищи так усердно вбирают в себя лапшинки и так одобрительно причмокивают, а горячий и жирный буль­ он так сильно журчит, когда его всасывают, и так внушительно буль­ кает, перекатываясь во рту от одной щеки к другой, прежде чем его ре­ шаются проглотить, что мне уже кажется, будто я сижу недалеко от по­ рожистой реки и слышу, как шумит вода на перекатах. Сам я не решался приняться за свою чашку, покуда мои товарищи не вынесут приговора. Мне пришлось ждать, пока Тостай не почувствовал себя сытым и, обли­ зав пиалу, не сказал: — Лапша сегодня особенная. Лучше этой где найдёшь, товарищи? Вторым заговорил Кок-оол: — Что вкусно, то вкусно. Пусть он всегда варит — настоящий повар. Съев оставшуюся лапшу, я поставил чугунную чашу на огонь, плес­ нул на дно воды, сполоснул чашу, наполнил её водой, чтобы заварить чай, и опять поставил на огонь. Дровишек ещё много. Горят они резво. Вода уже согревается. Всы­ паю горсть соли, потом растираю чай в маленькой ступке и. кидаю в ча­ шу — туда, где вода уже покрылась рябью и первыми пузырьками. Как только чай вскипает, разливаю поровну в чайники, чугунную ча­ шу возвращаю на своё рабочее место, протираю дно чашки волосяной мо­ чалкой, заливаю его молоком, даю белой пене несколько раз подняться и побуреть, поверх молока выливаю в чашу давешний чай из чайников и под конец даю всему напитку ещё раз хорошо, в полную силу, вскипеть. Ви­ дели бы моя мать и сестра Албании, как я варю первый армейский чай. Вспоминаю их поварское мастерство, домовитость, их плавные, краси­ вые движения. Ничего не поделаешь: солдатику приходится восполнять отсутствие всего этого своею силой, ловкостью и походной сноровкой. Напоследок помешиваю чашу и наполняю медные чайники гото­ вым, золотисто-коричневым напитком, от которого вместе с паром стру­ ится тонкий запах чудесного зелёного чая и. топлёного молока. Чайники стоят на войлочных цыновках перед моими товарищами: нате, угощай­ тесь, наливайте сами,— кто сколько хочет. За чай товарищи меня тоже похвалили. Так прошло моё первое дежурство по кухне. Серый дом, прозванный чёрным В один из вечеров, поздней осенью, прибегает дежурный цирик. — С утра будешь стоять на часах в чёрном доме. Спрашиваю: — Где он? Кто в нём живёт? Объясни, мой старший брат.