Сибирские огни, 1956, № 2
Отчеканил он это всё, а сам этак живописно подбоченился, ответа ждёт. Ну, а наш тувинский воевода подъезжает к послу с ответным кли чем: «аа, медисин, медисин!» Пригибается к седлу — кланяется, и знае те, низким-низким басом, так же протяжно и громко, обращается к по слу: «Мир вам!» Эти слова ведь у нас и у монголов общие. Потом, смотрим, воевода что-то шепчет послу, а сам улыбается широко так, что лицо его становится круглым и густо покрывается морщинами. А бравый посол дёргает повод и скачет назад. Отъехал немного, обер нулся и опять: «медисин-оо! медисин-оо!» Наш тарга руку вперёд про тянул и головой швает: с а й н1, медисин! — О х а а й2! Ишь ты его, как здорово! Продолжай, продолжай, брат! — восклицают слушатели.— Рассказываешь интересно! Далыпе- то что? — А дальше, значит, так, есл« слушать не устали... Ночь была ти хая. Чуть занялся рассвет. Под ногами уже видна земля. Там и тут чи рикнет ранняя птичка. С южной стороны города в это время донеслись гудки большой раковины и защёлкали ружья. Мы уже давно встали, держали наготове кремнёвки. У войсковых начальников карабины были, как у того монгольского посла. И вот, как только раздалась раковина, мы, по указу воеводы, всей толпой кинулись на приступ! — Он вздохнул и покачал головой. — Вспоминать тогдашний бой — смех и горе. Я уж говорил вам: наших ополченцев раньше никто не учил боевым построе ниям, умели, как говорится, пасти скот и только. На поверку так и вы шло: бежит ополчение, как хорошо сбитое, дружное стадо или степной табун — копытами, значит, отбивать волчью стаю. Подбегаем, как поло жено, к окраине, где начинается улица Кобдо, а маньчжуры уже бьют нас пулями, как внезапный град прибивает посевы к земле. Не выдержала этого града часть войсковых начальников и рядовых ополченцев. Небось, пришли из байских юрт. Им бы стрелять и бе жать — быстрей и быстрей. — А они? — Не то что быстрей, а встали да стоят. Ружьишки между коленя ми зажимают. Достают из-за пазухи какие-то амулеты. Читают с бума жек тибетские молитвы. Будто кого хоронят. И похоронили бы своё вой ско. Да наш-то брат в амулетах не разбирается, бумажек не читает. Зато горазд охотиться на зверя — где пулей, а где рогатиной, где сви стом, а где покриком; где кулаком, а где каблуком; где смелостью, а где просто смекалкой. Пошли, значит, на приступ. Так и взяли город. А когда в том бою монгольско-тувинское ополчение разбило неприятеля, мы прибрали наших погибших товарищей. По обычаю нашему облачили в самодельные саваны, уложили в самодельные саркофаги и, не предавая земле, оставили покоиться на склоне холма. Было у нас около двадцати раненых. Их на волокуши положили и повезли... Таким путём воевали, а войну ту прозвали Кобдинской. Вот, парни, мой рассказ. Просим старика: — О себе-то скажи, отец. — А я что?.. — Небось, охотник. — Был когда-то. — Знаем, и теперь. Вора хоть одного из города выбил? — Считать не считал. Скажу по правде, — то ли пять, то ли шесть... Воришки приказали нам долго жить, пошли, как люди говорят, соль 1 С а й н — по-монгольски хорошо. 2 О х а а й — тувинское восклицание одобрения: «вот-вот», «так-так».
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2