Сибирские огни, 1956, № 2

могли Лизе поверить в лучшее будущее. Тайком от Маннберга, у которого рабо­ тает прислугой, она учится грамоте. Сна­ чала незамысловатые рассказы, затем повести о Разине и Спартаке, а там и первые нелегальные книжки — вот курс её обучения. Он подкрепляется разгово­ рами по душам с революционером Миха­ илом Лебедевым, просто и понятно рас­ крывающим ей механику эксплуатации. Лиза вырастает в сознательную, зака­ лённую революционерку. Она гордо от­ казывается от свободы, которую ей пред­ лагают ценой предательства в Алексан­ дровской каторжной тюрьме. Распро­ странение листовок, работа в комитете, организация митингов и, наконец, герои­ ческая борьба на баррикадах — вот путь этой женщины из народа. Образ Порфирия претерпел у писателя существенные изменения. В раннем ва­ рианте первой книги («Гольцы») это был некий звероподобный таёжный житель, почти бандит, ненавидимый всеми окру­ жающими. Жил он отдельно от людей на дальней заимке, ни с кем не знакомясь, пьянствуя и буйствуя. «...Однажды на сходке заявил, что если вздумает кто к нему пожаловать в соседушки. пусть уж лучше наперёд сходит к попу испове­ даться». Понятно, что «зная дикий ха­ рактер Порфирия, его жестокость, раз­ гул и беспробудное пьянство, селиться рядом с ним... никто не хотел»1. Такой был Порфирий. Нет сомнения, что С. Сартаков следо­ вал здесь дурным литературным приме­ рам. В погоне за экзотичностью и уль- траоригинальностыо образа он наделил своего героя чертами вырожденца. А это резко противоречило широкому и ясному замыслу книги — стремлению показать развитие революционного сознания в ши­ роких народных массах. Отчасти таким же сохрайяется Пор­ фирий и в более поздних редакциях2. В новом издании писатель решитель­ но меняет некоторые стороны его харак­ тера. Интересно, например, что если раньше отдалённость жилья Порфирия объяснялась угрюмостью и жестокостью его характера, то теперь даётся совер­ шенно иное объяснение: семья Короното- вых издавна, ещё с деда и отца, занима­ лась смолокурением, а это, естественно, и вынудило их поселиться поближе к ле­ су и подальше от соседей. Правда, и сейчас много места в^рома­ не уделено изображению одинокой жиз­ ни Порфирия в глухой тайге. Но это ос­ мыслено иначе — как поиски правды жизни, как наивное желание спрятаться от несправедливости мира. Такое одино­ чество героя нисколько не противоречит замыслу романа, оно воспринимается как один из возможных этапов, через ко­ торый могла пройти мысль простого ра­ бочего человека; ищущего справедли­ вости. Изменения, сделанные С. Сартаковым в образе Порфирия, прояснили идейный замысел всей эпопеи. Человеческое, вы­ сокое и благородное никогда,— показы­ вает автор, — не покидало душу героя. Именно эти-то качества, отличающие его от подлинно звериного лагеря «хозяев», и привели его в революцию1. Образы Порфирия и Лизы — наибо­ лее удачные в романе. Но и второсте­ пенные, такие, как Вера, Савва Труба- чёв, Ваня и Груня Мезенцевы, Дарья и Еремей Фесенковы, безусловно, удались автору. Правда, н последней, третьей книге («Пробитое пулями знамя») нет той об­ стоятельности в изображении судеб геро­ ев, как в первых двух («Гольцы» и «Го­ рит восток»). События, очень важные по своему значению (работа Лизы по со­ ставлению списков в Думу, её борьба на баррикадах, выступления Порфирия на митингах), даются здесь подчас инфор­ мационным, а не художественным путём. Порфирий «эти дни... выступал на ми­ тингах, сидел на заседаниях комиссии, разбирая прошения и жалобы, добывал ещё оружие для дружинников, торчал на станции и в депо, ища возможности бы­ стрее продвигать воинские поезда, изне­ могая в тяжёлых объяснениях с разо­ злёнными солдатами... Лиза... тоже все эти дни среди рабочих... Вот и сегодня на всю ночь ушла, будет с Иваном Гера­ симовичем списки избирателей оконча­ тельно перебеливать. С выборами в го­ родскую думу надо спешить, это сразу рабочим большую силу придаст...»2. Немалое место занимают в эпопее С. Сартакова и образы профессиональ­ ных революционеров-интеллигентов. Среди них важнейшее значение для романа имеет Михаил Лебедев. По за­ мыслу — он из той категории большеви­ ков, руководителей сибирского подполья, к которым принадлежали И. Бабуш­ кин, Емельян Ярославский, Григорий Крамольников, М. Ветошкин и другие. Не случайно автор иногда ставит фами­ лию своего вымышленного героя в один ряд с этими историческими деятелями первой русской революции. В Лебедеве а л ь м а н а х » . 1 «К р а с ы о я р с к и й 940 г.. № 1, стр. 17. 2 Интересные наблюдения по этому повсь у содержатся в статье Г. Колесниковой Правдивая картина жизни» (см. сборник Писатели советской Сибири», вып. 2, ИР- утск . 1954 г., стр. 78—S0). 2. «Сибирские огни» № 2. 1 Отметим, кстати, что сходные изменения коснулись и некоторых других героев. Так, например, образ народного правдоискателя Павла Бурмакина был в первой редакции несколько снижен тем, что этот герой, хотя и невольно, совершал убийство Митрича. Сейчас соответствующий эпизод коренным образом переработан: Митрич погибает сам, а сцена осуждения невинного Бурмакина предстаёт, как нелепая и жестокая комедия суда. '2 Сергей Сартаков. « Х р е б т ы С а я н ­ с к и е » . Роман. Книга третья. Советский писатель, 1956 г., стр. 395—396.