Сибирские огни, 1956, № 1

как приступ тошноты, отвращение к людям. Наглое лицо Клаши со ску­ кой в глазах было для него выражением людской пустоты, испорченно­ сти и подлости. И как только Семён представил мысленно это лицо, он зашагал быстрее. Сначала он попал в полосу лекарственного запаха какой-то травы, этот запах быстро сменился ароматом скошенного сена. Потом обдал , запах созревшей пшеницы — она темнела высокой, по пояс, стеной вдоль дороги. Всё это за день разопрело под жгучим солнцем и теперь пахло осо­ бенно крепко. Вдруг дохнуло озёрной сыростью. В неё резко вклинился домашний запах овчины — где-то во мраке спала отара овец. Скоро оборвался и этот запах, в лицо повеяла свежесть сосновой хвои, грибов. От добрых запахов земли Семён пришёл в себя. Теперь он думал плохо не только о других людях, но и о самом себе. Что сделал он хоро­ шего? Кому он нужен? Грубый, неуклюжий. Одичал. Наденет новую ру­ баху и стесняется. Семёна как-то мгновенно сразила усталость, он едва передвигал ноги. Войдя в лес, опустился на гнилую колодину у дороги. В лесу было глухо, тихо, иногда лишь слышалось, как где-то мягко хлопали ижшки. Обессиленный Семён на какой-то миг не то забылся, не то задремал. Он очнулся, когда рядом на соснах и берёзах поползли блики света: приближались два огненных глаза грузовика. Останавли­ вать машину не хотелось — неприятнее всего сейчас была бы встреча с кем-нибудь. Семён встал за куст, а когда грузовик поровнялся, собрал силы, повис сзади на борту, перевалился в кузов. Он стоял в грузов*ике, расставив широко ноги и держась за верх кабины. Грузовик уносился вглубь тайги. В чащах то обдавали холод, сырость, то вдруг откуда-то накатывалась удивительно тёплая волна. В свет фар сыпались, как листья во время листопада, ночные бабочки. Дорога виляла в глухом лиственном лесу, спускаясь под гору. Вер­ шины сцепились над ней бесконечным туннелем. На раскинутые, низкие ветви с возов нацеплялись пучки сена. Ветки врывались в стремительный луч, Семён пригибался, они, треща, стегали его и проваливались в пу­ чину темноты. Иногда в стороне проносился костёр, — пламя освещало лица, протянутые над огнём руки. Из тьмы, на поляне, появилась белая лошадь — недвижно дремала, .понурив голову. Фары внезапно озарили пятнистую собаку и охотника с ружьём, со связкой убитых уток на поясе. Семён смотрел, не осознавая, как всё это успокаивало. Над мотором заклубился пар. Шофёр остановил грузовик, выклю­ чил свет, и неожиданно Семёна окружила тишина. Только слышалось: в моторе бурлила вода 1 Брякая ведром, шофёр убежал куда-то во тьму. Семён сел в кузове, притаился. Старая берёза опустила густые, мягкие ветви прямо в кузов, на колени, на плечи Семёна, обняла весь грузовик. В душе было тахо, как на земле. Не хотелось думать, а просто хотелось наблюдать, как земля отдыхала в ласковом мраке, в глухой тишине под яркими звёздами. В лесном безмолвии отдыхал, всё ещё разгорячённо тРУж еник-грузовик, и даже как будто отдыхал от всего и сам Се­ мен. Только шофёр нарушил это спокойствие. Вот он пришёл, влил ведро воды, сел на подножку и, закурив, ожидал, когда мотор остынет. Молчали Семён и шофёр, молчали тайга и ночь, молчала вот эта бе­ реза, прижимаясь ветвью к щеке Семёна. Словно всё к чему-то прислуши­ валось... И мотор начал затихать, тоже, наверное, хотел послушать то великое, что на человеческом языке называется жизнью...