Сибирские огни, 1956, № 1
, Семен шел лесом и ел густо посоленный ломоть хлеба. Волчий та- белые пампушки, похожие на грибы,— громко щёлкая, лопался под сапогами и выстреливал облачка зелёной пыли, напоминающей нюха тельный табак. В пади, которую сейчас разрабатывали, стояли на песчаных холмах высокие сосны. Здесь когда-то случился пожар. Низом — по хвое, по хрупкому валежнику стремительно текло гудящее пламя'. Всюду валя лись головешки, обгорелые сучья, уныло чернели пни, похожие на сидя щих угрюмых людей. Трухлявыми колодами лежали полусожжённые спиленные лесины. Желтели мёртвые рощицы молоденьких сосенок, опа лённых пожаром и засохших на корню. . Но лес вокруг сохранился. Его называли «пьяным» — наклон у де ревьев был в разные стороны. Семён спустился в низину, где рос соснячок. Через него он проди рался, закрывая лицо руками. Но вот показались трепещущие тополя, берёзки. Здесь пожар не проходил. Под ногами появились заросли це лебной кровохлёбки, зазеленели маленькие кочаны заячьей капусты, ро зовые кукушкины башмачки, надутые, как пузыри, фиолетовые кукушки ны слёзки, золотые шишечки девятника, мелкие красные цветы — «бого- родицин чай». Семён нарвал цветов и, держа букет сразу двумя здоровенными ру ками, выставил его далеко вперёд, словно нёс кринку, доверху налитую молоком. Он прислушивался —- топор молчал, только выл на подъёме трактор. Выйдя на лесосеку, Семён спрятал букет за спину — он разглядел под старой берёзой балаган из веток, а в нём Клашу и других женщин- сучкорубов. Помялся среди кустов багульника, между которыми были ту го натянуты струны-паутинки, потом смущённо бросил букет за спиной и деловитой походкой направился к трактору. Лесосека вся была завалена лесинами и кучами обрубленных сучь ев, утыкана свежими пнями, застлана войлоком из опилок, жёлтой хвои и чёрных, серых шишек. Искалеченные, придавленные хлыстами кусты шиповника выталкивали колючие ветки с красными каплями ягод. Про свеченная солнцем, изумрудно светилась сосновая поросль по колено Се мёну. Лежало несколько трухлявых, шерстяных от моха, буреломин. Пахло крепко и молодо смолкой и развороченной гусеницами трактора землёй. Кое-где переломленные тонкие сосенки безжизненно положили на землю вершины. Маленькими толпами испуганно и тесно жался ерши стый молодняк, казалось, готовый шарахнуться от рычащего трактора. Из бункера, позади кабины, валил удушливый дым,— трактор рабо тал на сосновой чурке. Сверкая гусеницами, с хрустом подминал он су чья, кусты багульника, молодые деревца. «Не жалеет,— покачал головой Семён,— и не нужно, а истребляет». Лоскутов, увидев Семёна, выключил мотор и выпрыгнул из кабины. Он был высокий, сильный, с кривыми ногами. Кепка без козырька на его голове напоминала берет. Красивое, с правильными чертами, чумазое лицо блестело от пота и масла. Однажды в Иркутске Лоскутов увидел инженера с бородкой, но без усов. Это ему очень понравилось, и он, что бы пустить в посёлке пыль в глаза, тоже начал отращивать бородку. Она ещё только-только пробилась и облепила подбородок, как чёрная суконка. В общежитии Лоскутов, с превосходством глядя на ребят, говаривал: — Я белый свет пощупал и понюхал. Я знаю, почём купить и продать... И верно, за свои тридцать лет он плавал с сахалинскими рыбаками в бурном Татарском проливе, бродил с горцами за облаками на 6 *
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2