Сибирские огни, 1956, № 1

$ $ Н: В Битевский совхоз я приехал в среду. Уже смеркалось. Небольшой домик директора стоял поблизости от конторы, на берегу пруда с потем­ невшим весенним льдом... У ворот росли два небольших деревца, калитка в сумерках блестела свежими досками, а в окнах не было света, и я подумал, что, наверное, никого не застану дома... Это опасение оказалось напрасным: в кухне была мать Веры — Прасковья Фёдоровна... Я встречал её давно — лет восемь-девять назад и то мельком, когда она приезжала из колхоза в город навестить дочь- школьницу, — и сейчас не узнал. Но Прасковья Фёдоровна была предупреждена о моём приезде. Едва я разделся, начались расспросы о том, как я живу, где работаю и не обзавёлся ли семьёй... Прасковья Фёдоровна сказала, что Вера в школе, а «сам» — уехал ещё с утра, не приезжал обедать и теперь неизвестно, что делать со щами — держать, ли их в печке или вынести на холод... Она и мне предложила начать с этих щей, но я сказал, что буду ждать Веру и её мужа, мы вместе поужинаем, а сейчас можно испортить аппетит. Довод показался Прасковье Фёдоровне убедительным, она ещё раз сокрушённо покачала головой и заглянула в печь, потом накинула на плечи телогрейку и пошла к соседям: — «Огурчики у них очень добрые, возьму к ужину...». Оставшись один, я включил свет и прошёлся по комнатам... В пер- вий было много цветов, посредине — большой квадратный стол, у стен — этажерки с книгами, а на тумбочке — блестевший лаком радиоприёмник. Во второй — стоял гардероб, на стене висело ружьё, над дверью — рогатая голова огромного лося с выпуклыми стеклянными глазами. Потом я заметил в простенке две фотографии. На одной из них был Верин выпуск филологов нашего университета. Многие лица были хоро­ шо знакомы, другие я совсем не узнавал. Я увидел и Веру. У неё была тогда причёска с локоном... Следующая фотография имела надпись: «Семинар директоров совхозов». Кто из этих людей — муж Веры? Я останавливал взгляд на самых молодых лицах и, в конце концов, двое показались мне такими, каким мог быть ь моём представлении этот человек. Один — кудрявый блондин, вообще-то, должно быть, сердитый парень, но иногда ласковый и безропотный — там, где. «заговорит сердце». Всё это пришло в голову потому, что лицом человек немного походил на Якова Озолиня — друга по комнате, который грозился когда- то побить меня. Другой — брюнет, с живым выражением лица, с тонкими чертами,— отдалённо, но всё-таки напоминал самое Веру. Остальные лица на фотографии уже не привлекали моего внимания, и я искал подтверждения своих догадок то в пользу блондина, то брю­ нета. Вдруг в сенях зашумело и заскрипело, и только я вышел на кухню, чтобы посмотреть, что такое случилось, как дверь из сеней распахнулась и передо мной появился небольшой плотный человек с лохматыми серы­ ми бровями, скуластый и очень серьёзный. Такого я и не заметил, кажет­ ся, на фотографии... Не раздеваясь, он протянул мне руку: — Кудинов! — И тотчас громко позвал: — Мамаша?! Никто не отозвался, и я сказал, что Прасковья Фёдоровна вышла к