Сибирские огни, 1956, № 1
и наиболее способных выделите и мало-помалу научите людей. Ходить-то привыкают по шажку. Стоит попробовать! Или вы не согласны? — Наоборот,— помедлив, с грустью признался Матросов.— Я вот слушаю, а сам злюсь, на самого себя злюсь. Почему раньше не мог до думаться? У вас как-то всё не так — просто, ясно, уверенно как-то... А я будто ощупью. Так и не научусь, наверно, плавать, работать, значит, по- настоящему... Чтобы с полным знанием, ясностью, а не так, как теперь —>на каждом шагу загадка. — Ясность? Просто?— Омельянчук добродушно засмеялся.— Вида ли, Иван Антипович, чего захотел председатель: долой загадки! Он стал вдруг суровым. — Зря вы так думаете. Знать много —■это возможная вещь. А всё постичь—не бывает этого! Если руководителю всё ясно и понятно, его сни мать надо. Это значит — успокоился он, отстал от жизни, не видит ново го. Новое, оно всегда не очень понятное. За стеной прогудела автомашина, зашумел под колёсами песок. Су хо треснула переломленная палка. Приехал райкомовский «газик». — Пошли,— предложил Омельянчук и уже на ходу продолжал:— Вы вот по-своему дополнительную оплату повернули... Очень это ясно в деталях? Нет. А в колхозе имени Лазо, например,— это в соседнем рай оне — хотят пропущенные по болезни дни оплачивать, отпуска платные ввести. Понятно, как это сделать? Не очень. А председатель тамошний — вы о нём, вероятно, слышали, это — Доронин — так он уже ставит во прос о своеобразных страховых фондах, которые гарантировали бы зара боток колхозника в неурожайные годы. Доронин не только о хлебе, но и о деньгах речь ведёт. Чтобы создать межколхозный паевой фонд для та ких случаев. Думать, искать, находить — коллективно, сообща! А вы: не хочу загадок! Впрочем, я, конечно, утрирую. Это я скорее для того, чтобы вы побольше и посмелее думали о новых путях. Ну, нам пора. Са дитесь, Кулаков. Омельянчук пропустил на заднее сидение «газика» Ивана Антипови- ча, потом снова заговорил с Матросовым. — Помните: думать, .искать, находить! Желаю успеха. ...И снова — дорога. Сначала по селу и поросшему отавой лугу. По том — по степи. Тень от «газика» скользила то по волнистому полю пше ницы, то по кустарникам, то по ковыльному раздолью целины. А рядом с этой тенью бежала тень от одинокого облачка. Казалось, между облаком и машиной идёт состязание, кто скорее доберётся к линии горизонта. Середина дороги — в слое пыли, мешанной-перемешанной сотнями проехавших здесь бричек и машин. Она, эта пыль, проникала сквозь ще ли в кабину, оседала на руках, лице, шее. На зубах поскрипывало. Ме таллические подлокотники вскоре стали серыми и на них можно было писать пальцем. А вот низина. Здесь после дождя буксовал грузовик. Изломанная доска да искромсанные высохшие берёзовые ветки — немые свидетели упрямой борьбы человека с непредвиденной задержкой в пути. И снова — только сухая серая лента дороги, трава на обочинах и золотисто-зелёный разлив хлебов. Мелькнул перелесок, потом— другой... Дорога всё дальше, даль ше — к сизому полю овса, к зелёно-белой берёзовой роще, через полевой временный стан, едва различимый в голубом мареве. Где конец ей? Нет ей конца!
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2