Сибирские огни, 1956, № 1
грубоватость не только не вредила, но, казалось, даже подчёркивала, что разговор ведут друзья. Почти никто не заметил, когда и как характер беседы стал меняться. Пожалуй, всё началось после того, как кто-то поинтересовался, за трудо дни или за твёрдую зарплату хочет работать Паршин. Вслед за этим не без ехидства попросили объяснить, как он думает руководить, не имея агрономических знаний. Потом ещё и ещё — обидные, злые вопросы. Швецова, который пытался навести хоть какой-нибудь порядок, не слу шали. Даже выступали, не прося слова, попросту бросали с места хлёст кие фразы. Упирали на то, что платить председателю 900 рублей в месяц дорого, припоминали случаи, когда в Берёзовке и в соседних артелях «городские» заваливали дело, совершали благоглупости по незнанию или неумению. Под конец вообще не стали приводить доказательств, а просто кричали: — Не желаем, и всё тут! — Сами с усами! На Паршина уже не обращали внимания, и он возвратился на своё место, побледнев от обиды и унижения. Швецов снова и снова призывал колхозников к порядку и добился, чтобы выслушали Бугрова и ещё одного из бригадиров — оба из тех, кто гулял вчера на именинах. Выступили они, хотя и маловразумительно, од нако в поддержку Паршина. Зато Серафиму Трифоновичу, который вы бежал вперёд, желая сказать своё слово, говорить не дали: — Слышали тебя... Веялку помогал строить!— понеслось со всех сто рон.— Не желаем!.. — Это что же получается? А? Как это надо понимать?— наклонился к Матросову Швецов. Ничего, кроме растерянности и досады, не было в го лосе и даже в позе Швецова, но Александр Кузьмич чувствовал — всё это притворство, ложь, обман. Не глядя на Швецова, он сквозь зубы сказцл: — Предоставьте мне слово... Поднялся злой, решительный, и это, пожалуй, подействовало боль ше, чем призывы Швецова. Шум мало-помалу стих. — Я должен извиниться,— начал Матросов,— перед товарищем Паршиным... Его, руководителя и коммуниста, мы поставили в глупое и страшно неприятное положение человека, которого ругают к стегают не известно, за что и почему. В этом —• наша вина, райкома. Извините, Дмитрий Евдокимович,— и шагнул вперёд, вплотную к первому ряду.— Но речь не только об этом. Я не стану спорить с теми, кто старается со рвать выборы. Кричат они громко, но не за ними большинство. Я обра щаюсь к Настасье Гавриловне Петраковой, Серафиму Трифоновичу и ко всем, кто трудится не за страх, а за совесть, кому дороги интересы кол хоза... Он скользнул взглядом по рядам, ища знакомые лица. Вот сидит Кондратьевна. Она сочувственно кивает головой, словно подтверждая, что всей душой поддерживает его. А вот чуть позади — старая Петракова с дочерью. Печально опустила голову, думает, наверно, невесёлую, тоскли вую думу. Не о том ли, что отчётно-выборных собраний было много, да лучше от этого в колхозе не становилось. А хуже всё равно не будет. В третьем ряду — Ликин, суровый, твёрдые желваки бегают по лицу... Но знакомых всё же мало, до обидного мало. Иных и встречал, даже часто встречал, но не припоминает, кто они, можно ли рассчитывать на их под держку. А хорошо известные люди — бригадиры, кладовщик — не ими ли подстроены яростные нападки на Паршина? И не через них ли дирижи рует Швецов протестующими голосами. — Судьба колхоза, товарищи, в ваших руках,— закончил Александр Кузьмич, чувствуя, что не эти общие призывы способны изменить сейчас
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2