Сибирские огни, 1956, № 1

том н а в ы с о т е в п о л о в и н у х о - ,р е я» (то есть длинного шеста для пону­ кания оленей. — Б. Р.). В большинстве случаев такие локаль­ ные сравнения выполняют свою зада­ чу — помогать раскрытию общего за­ мысла автора. Но следует предостеречь писателя против чрезмерного увлечения этим языковым приёмом, иногда превра­ щающимся в самоцель. К тому же мож­ но привести и примеры непродуманного использования сравнений. О зиме гово­ рится, что она прилетела на метельных крыльях, « к а к б е л о п ё р а я п о ­ л я р н а я к у р о п а т к а » , и покрыла тундру снегом, « м я г к и м , б у д т о м е х п е с ц а » . Автор не заметил, что куропатка, обладающая (если верить сравнению) вместо перьев — песцовым мехом, представляет собой необычайный в зоологии... «гибрид» птицы со зверем. Вряд ли также уместно сравнивать бро­ ви старика с «кончиком хвоста горно­ стая»... Но это — частности. Представление о том, как хорошо уме­ ет распоряжаться словом И. Истомин, бу­ дет неполным, если не процитировать ещё начало рассказа «Легенда», заклю­ чающего сборник. В этом рассказе автор использовал современный ненецкий эпос, — своеобразную легенду о посещении Ямала Лениным и Сталиным, возвратив­ шим «тундровым людям» животворное солнце, украденное богачами. Русской девушке Нине Морозовой, га­ зетному работнику, рассказывает это поэ­ тичное предание старый Ларко Сусой во время их длительного путешествия по тундре. Речь Сусоя (когда он выступает в роли сказителя) передаёт характерные стилевые особенности национального фольклора народов Севера. Но мы слы­ шим в рассказе и «бытовую», разговор­ ную речь, контрастно выделяющую тор­ жественное, размеренное течение леген­ ды (самая передача которой Сусоем сю- жетно мотивирована). А вот — а в т о р с к а я речь, рисую­ щая обстановку, в которой рассказывает­ ся легенда: «На тёмном небе вспыхнул нежный луч, потом второй, третий, четвёртый... И вот огромные светлые столбы повисли над необъятной холмистой тундрой. Нижние концы их кажутся яркой бахро­ мой, а верхние постепенно сходят на нет. Столбы сливаются вместе и образуют ги­ гантскую разноцветную ленту. Одним концом она упирается в каменные вер­ шины древнего Урала, а другим уходит на восток. Поперёк её трепещут красные, жёлтые, зелёные полосы. Это Нгэрм-Харп — Полярное сияние. Словно маревом, всё вокруг подёрнуто яркой огненной пылью. По искрящейся цветами радуги снеж­ ной тундре крупной рысью мчится оленья упряжка. Ларко Сусой, в мохна­ том дорожном гусе Поверх малицы, си­ дит, сгорбившись, как куст карликовых берёз, занесённый пухлым снежным по­ кровом... Его бронзовое лицо едва вид­ неется в глубине капюшона с закуржеве- лой оторочкой». Это ведь — хорошая словесная живо­ пись, то «рисование словами», которое Горький считал обязательным элементом писательской работы. Это — именно то, чего почти совсем нет в «Последней ко­ чёвке»! Когда сравниваешь «Последнюю ко­ чёвку» с лучшими рассказами сборни­ ка, приходишь невольно к следующему выводу: нет никакого сомнения в том, что И. Истомин мог дать в своём новом произведении гораздо больше, чем он дал. Повесть попала в книгу в явно сы­ ром виде. Автору необходимо было по- * мочь. Но по-настоящему помочь писате­ лю — значит: спрашивать с него в пол­ ную меру его способностей. В частности, надо потребовать от него, чтобы он зорче всматривался и глубже проникал в те но­ вые, острые конфликты, которые, несом­ ненно, рождались и продолжают рождать­ ся в процессе коренной перестройки все­ го жизненного уклада народов советско­ го Севера. А Иван Истомин — человек, безуслов­ но, способный (хотя, порою, недостаточ­ но требовательный к себе) и не нуж­ дается ни в каких скидках на то, что живёт и работает он на «краю земли», в заполярном городе Салехарде.