Сибирские огни, 1956, № 1

«закона», в своём суеверии? Психологи­ ческое состояние его таково, что этот вариант был бы вполне возможным. Убедительного решения нет! И это сни­ жает впечатление о хорошем рассказе. К сожалению, нельзя признать удач­ ной повесть «Последняя кочёвка». И это тем более досадно, что посвящена она важнейшей проблеме быта народов советского Крайнего Севера — перехо­ ду от кочевого к оседлому образу жиз­ ни. Само заглавие носит условный ха­ рактер: «последней кочёвкой» называет автор переезд старой супружеской че­ ты Тэседа — Ямая и Хадане — из чума в новый, специально для них построен­ ный дом. В жизни такие переезды были связа­ ны с рядом драматических положений, ибо сотня метров от чума до дома на де­ ле представляет собой огромный путь, целый исторический переворот в бытии и сознании жителей Севера! В «Последней кочёвке» есть несколь­ ко ярких сцен с участием Ямая и Хада­ не. Лучшее место в произведении ■— пер­ вое посещение стариками своего дома, который их страшит и вместе с тем притягивает, хотя последнее каждый из них всё время старается скрыть не только друг от друга, но даже от самого себя. Но, во-первых, многие персонажи (сын стариков Алет, его невеста Сэрне, председатель колхоза Тэтоко Вануйте и другие) схематичны, лишены индивиду­ альной характерности. В особенности это относится к учителю Максиму Ива­ новичу Волжанинову, призванному не­ сти в сюжете, по замыслу автора, боль­ шую идейную нагрузку. Между тем он только произносит голо-агитационные мо­ нологи и больше ничего в повести не де­ лает. Во-вторых, сюжет повести очень рыхл. То и дело встречаются прямые повторы, никак не развивающие дейст­ вие, и без того лишённое динамичности. О том, что Ямай и Хадане не хотят жить в доме и расстаться с чумом, говорится десятки раз — и совершенно одинаково! С ю ж е т н о г о м а т е р и а л а в п о ­ в е с т и м е н ь ш е , ч е м с т р а н и ц . В-третьих, построена повесть так, что по меньшей мере четыре пятых её зани­ мают однообразные разговоры действую­ щих, а точнее,— почти бездействующих лиц. Бывают хорошие прозаические про­ изведения, в которых очень большое ме­ сто уделено диалогу, но вся суть в к а ч е ­ с т в е и н а з н а ч е н и и прямой речи действующих лиц. В разговорах персо­ нажей «Последней кочёвки», за малым исключением, не проявляются их х а- р а к т е р ы. Разговоры эти имеют лишь две функции: информировать читателя о происходящем да ещё, ещё и ещё раз противопоставить различные точки зре­ ния на оседлость, — прогрессивную и от­ сталую. Авторская же речь на большин­ стве страниц повести низведена до уровня чисто служебных «ремарок» — с очень частым употреблением глагола «стал». Открываю страницы наугад: «И женщины с т а л и рассуждать, как лучше подойти к старикам» (стр. 46), «И она... с т а л а собираться к стари­ кам» (там же), «Алет с т а л целовать её в губы» (52). А через три строки: «Алет п е р е с т а л целовать её». Да­ лее: «И Алет с т а л делиться со стари­ ками своим мнением...» (61), «Галина Петровна с т а л а . . . стыдить хозяек» (65), «Максим Иванович с т а л совето­ вать старикам...» (77). И в этой же сце­ не: «Учитель... с т а л прощаться с Але- том» и т. д. Не случайно, почти так же обстоит дело с синонимичными глаголами — «начал» и «принялся». Так, с а м и я з ы к о в ы е п р и ё м ы свидетельству­ ют о том, что автор зачастую о т к а з ы ­ в а е т с я от п о л н о ц е н н о й о б р и ­ с о в к и происходящего, заменяя изобра­ жение информацией! Вероятно, именно по этой же причине в «Последней кочёвке» встречаются не­ редко фразы и целые куски, представ­ ляющие собой образцы сухой прото­ кольной речи: «...Начались (?) проводить­ ся мероприятия к переходу на осед­ лость», «старики принялись активно об­ суждать сообщённые сыном новости» и т. п. Надо подчеркнуть, что это вовсе не типично для остальных произведений И. Истомина. Они написаны как раз очень свежим литературным языком. В частности, интересно пользуется автор таким средством художественной выра­ зительности, как сравнение, причём в большинстве случаев сравнения его локальны: они почерпнуты из особенно­ стей жизни и быта северян и естествен­ но вытекают из мировосприятия героев «Утра Ямала». Есть несколько таких сравнений и в упомянутой повести,— вот, например, картина ледохода: «Грязноватые л ь д и ­ ны, с л о в н о п о т р е в о ж е н н о е с т а д о о л е н е й , толкаясь и громоз­ дясь друг на друга, шумно двигались по Оби...». Но в «Последней кочёвке» они теряются в инертной, невыразительной речи. Гораздо больше их в других произ­ ведениях. Вот начало описания полярной ночи: «Был месяц Большой темноты — де­ кабрь. В эти дни с о л н ц е совсем н е п о к а з ы в а л о с ь над тундрой, оно л е ж а л о г д е - т о за ледяным морем в с в о ё м з о л о т о м чуме . . . Стояли такие морозы, что даже у полярной со­ вы не сходил с клюва обильный иней». А в конце полярного дня, когда бледно- голубое небо кажется « к о л п а к о м и з т о н е н ь к о г о - т о н е н ь к о г о л ь д а » , солнце «висит над еле видимым горйзон-