Сибирские огни, 1956, № 1

использовано исключительно стечение обстоятельств. С огромным трудом, почти не веря в успех, учится Яптунай грамоте у комео- мольца-пастуха Юная. Горюет Яллу: следы горностаев на снегу видит изда­ лека, а буквы под самым носом пута­ ются, налезают одна на другую, не дают себя прочесть... И вот однажды Яптунай заметил на двери фактории бумажный лист и, угадав в нём районную газету, номера которой видел неоднократно, сначала смотрел на этот лист с полней­ шим безразличием. Но .потом (писатель предлагает нам здесь интересное психо­ логическое наблюдение) с Яптунаем произошло нечто странное: «Вдруг ему показалось, что кто-то произнёс его имя. Яллу оглянулся вокруг — никого нет. Опять взглянул на газету. И тут заме­ тил очень знакомые буквы. Стал чи­ тать — получилось: «Яллу Яптуная». Он подошёл близко и, напрягая зрение, начал читать слова, написанные так же крупно, но чуть повыше. Читал долго — и получилось: «Равняйтесь на бригаду знатного оленевода Яллу Яптуная!». — Ого! — радостно произнёс он. По­ том зачем-то опять оглянулся вокруг и прочитал ещё раз. Получилось то же са­ мое...». Разговор о трудной учёбе пожилого человека в начале рассказа отнюдь не повисает в воздухе, не является «не­ стреляющим ружьём». Пожалуй, можно сказать, что здесь происходит даже «двойной выстрел», ибо радость Яптуная ведь тоже двойная: впервые убеждается он в яом, что научился читать — именно в тот момент, когда «одолел» лестную за­ метку о себе. Вполне закономерное сю­ жетное «заострение»! Убедительна и концовка рассказа: воз­ вращаясь с фактории в колхоз, старый ненец высказывает свои мысли, как при­ нято у всех жителей Севера, в импро­ визационном пении, причём мы узнаём о его намерении непременно продолжать учение: «Другие бригадиры, однако, гра­ мотнее тебя!» — с укором напевает он самому себе. Образ Яллу Яптуная вызы­ вает самую тёплую симпатию. Живо передана И. Истоминым атмо­ сфера взволнованного ожидания ненец­ кими детьми самолёта, доставляющего первую в их жизни ёлку, украшения для которой были заранее приготовлены («Ёлка в Заполярье»), Эта ситуация да­ ла возможность автору не только инте­ ресно обрисовать своеобразную обста­ новку тундрового посёлка, в котором первые новые дома из строительного леса соседствуют с последними древни­ ми чумами, но и очертить характеры ребят и старика Валяче, дедушки ма­ ленькой Яляконе. Слабее — небольшие зарисовки «Ма­ стерство» и «Секрет». В них нет самого главного для полноценного художест­ венного произведения — нет сколько- нибудь чётко обрисованных характеров. Ни Вано (герой «Мастерства»), ни Ха- санбой (герой «Секрета») не заинтересо­ вывают нас как определённые челове­ ческие личности. Просто мы узнаём, что один из них руководит ловом даже в штормовую погоду и постоянно ведёт дневник, занося в него важные мысли, связанные с его профессией, а другой— неожиданно для себя открыл новый спо­ соб ловли рыбы на «сорах» (заливных лугах). Оба они упорны в достижении поставленной цели и хорошо трудятся на пользу артели. Но это — «упорство вообще», а не одна из индивидуальных черт конкретного человека! А вот личность, и судьба Омры Няруя, героя рассказа «Удача», несомненно, за­ интересовывает читателя. Мы и посмеи­ ваемся над этим суеверным человеком, свято чтущим завет старины, запрещаю­ щий охотнику показывать кому-либо шкурку первого убитого в сезоне зверя, и, вместе с тем, сочувствуем ему, — столь глубоко переживает он вынужден­ ное отступление от этого «закона». ' После долгой и мучительной внутрен­ ней борьбы решился Омра Няруй сдать на заготпункт запрятанного в чуме голу­ бого песца (первую добычу!), так как без этого он не мог выполнить взятого на себя обязательства по сдаче пушнины ко дню выборов в Верховный Совет РСФСР. Но, сдав «запретную» шкурку, Няруй абсолютно убеждён в том, что отныне ему уже не будет удачи: «— Какой я теперь охотник!» — со­ крушённо восклицает он. Эта страшная уверенность делает его почти больным. Увлекают читателя взаимоотношения безграмотного Няруя с его женой Нель- вой — передовой женщиной, активист­ кой, а также с приёмщиком мехов Афа­ насием Медведевым, русским. В этих взаимоотношениях глубоко раскрывается характер героя рассказа. Некоторое сомнение вызывает у чита­ теля лишь то, как, в конце концов, ре­ шается в сюжете вопрос о преодолении Няруем своих суеверий. И здесь мы встречаем «совпадение», но — в противо­ положность рассказу «Радость»—оно не представляется убедительным. Медведев и секретарь парторганиза­ ции Ямбо Оковой предлагают Нярую, отказавшемуся брать на себя новые обя­ зательства, проверить поставленные в последний раз капканы. В полной уве­ ренности, что все попытки окажутся те­ перь напрасными, Няруй отправляется к капканам и... убивает серебристо-чёр­ ную лису и кроме неё — волка. Он счастлив: суеверия рассеяны, первую до­ бычу сдавать можно! Возникает вопрос: ну, а если бы (что ведь вполне могло быть) в этот и даже в следующий раз его постигла неудача? Так и укрепился бы он в незыблемости