Сибирские огни, 1956, № 1

Во время войны, прослышав, что немцы выпустили каких-то железных зверей, «тигров», Карол решает отправить на фронт свой кузей-малтык — старинное ружьё в пуд весом, с полуфунтовым за­ рядом, из которого старик бил медведей наповал, одним выстрелом. Так чувства и помыслы старого, неграмотного •охот­ ника сливаются с великим делом всех советских людей. В советской Шории плечом к плечу работают шорцы и русские. Они вместе разведывают и добывают руду для могу­ чих заводов Кузбасса. На страницах книги читатель встречается с «таёжным профессором» Гайвороном, знакомится с геологом Смолиным, который был одним из первооткрывателей страны Темира; он и сейчас продолжает разведку руды для гиганта сибирской металлургии. В горной тайге постоянно, хотя и незри­ мо, сопутствует автору образ Сталинска и его металлургического комбината. В заключительных главах мы опять оказываемся на Площади Побед и встре­ чаемся с обер-мастером Антоном Де­ ментьевичем, который во время войны, забыв про болезни, освоил выпуск леги­ рованной стали для фронта. Снова перед нами возникает знакомый, величествен­ ный образ завода, который «среди белого однообразия гор ещё разительней напо­ минал... — грозный боевой корабль»... Так завершается, замыкаясь во внут­ реннем художественном единстве, одна из главных идейных линий книги. Из всей системы образов мы делаем вывод, что Горная Шория всеми своими нитями связана с гигантом социалистической ин­ дустрии, она питает его и неразрывно входит в величественное понятие — Куз­ басс; русские и шорцы в единой семье делают великое общее дело, необходимое для всей нашей страны. Есть в очерках и другая важная ли- ния, воплощённая в образе Аркаши Ого­ родникова. Этот юный. новосибирец за­ мыслил бежать в Арктику, ибо жизнь среди испытаний и трудностей «по пле­ чу только тем, у кого настоящие твёрдые нервы и сильные мускулы». Но отец, разгадавший планы сына, отправляет его в Горную Шорию, к сво­ ему приятелю Гайворону, с посылкою и письмом. Автор знакомится с Аркашей, когда последний мечется по маленькой станций в поисках неведомого Гайворона, поручение к которому так досадно задер­ жало исполнение мечты. Приятеля отца на станции не оказалось, и Огороднико­ ву пришлось совершить к нему поход по тайге. Самолюбивый и упорный юноша с го­ речью убеждается в своей неподготов­ ленности к путешествиям. Он постепен­ но закаляется и приобретает сноровку, влюбляется в прекрасный и суровый край, о котором ещё недавно думал: «Ка­ кие красоты могут быть в местах, до ко­ торых можно доехать за сутки». А «красот» здесь много. А. Смердов — поэт, влюблённый в Горную Шорию, с воодушевлением описывает её природу. Под его пером оживают дремучая тайга, скалы, сохранившие на себе древние че­ ловеческие письмена, ровные потоки рек, которые вдруг бурно обрушиваются во­ допадами на порогах. Природа не просто описана в книге, она изображена эмоционально, воспета! У читателя рождается большой интерес к стране Темира, желание самому побы­ вать там. Мы очень понимаем Аркашу Огородникова, который, позабыв про Арктику, навсегда остаётся в Шории и становится горным мастером. Писатель успешно решил и вторую идейную задачу своей книги. В художе­ ственных образах он впечатляюще дока­ зал, что не только далёкая Арктика или знойная пустыня ждут любознательных и смелых людей; и в родном краю ещё много непознанного, и тут есть где про­ явить мужество, выносливость, удовлет­ ворить жажду знаний и открытий. Книга «В стране Темира» отличается от «Камня на ладони» не только загла­ вием и добавлением последней части — «Несколько лет спустя». В новом вари­ анте выброшены главы «Путешествие в тринадцатый век» и «Последние могика­ не», добавлена новая глава «Рассказ о необыкновенной гальке». Обе выброшенные главы описывают явления экзотические. Может быть, ав­ тор по этому признаку и убрал их, так сказать, на равных основаниях. В главе «Путешествие в тринадцатый век» гео­ лог Петренко (в «Камне на Ладони» — Смолин) показывает автору «нечто ред­ костное» — допотопные меха, сооружён­ ные над ямой. Таковы были «домны» в XIII веке у древних шорцев. Но, оказы­ вается, эта печь построена колхозника­ ми и сейчас действует. Получив такие сведения, автор «растянулся на тёплой земле» и начал философствовать о том, как «сказочно» встречаются здесь века: тринадцатый и двадцатый. На наш взгляд, есть две экзотики. Ос­ татки древнего или своеобразные черты национального, отжившие, мешающие,— это экзотика. И очень вредно, когда на эти вещи смотрят с точки зрения чистой оригинальности. Какие-то местные бюро­ краты запустили дело до того, что кол­ хозники под Сталинском не имеют же­ лезных изделий. Чего же туг философ­ ствовать о веках? Есть вечное своеобра­ зие природы, специфические черты на­ ционального характера и быта, ценные эстетически или практически,— это то­ же экзотика, но, действительно, достой­ ная поэтизации. А. Смердов был прав, уничтожив гла­ ву «Путешествие в тринадцатый век», но напрасно он убрал главу «Последние мо­