Сибирские огни, 1956, № 1

* * * Достоевский пробыл в омских казема­ тах четыре года. Князь Горчаков, бывший в то время генерал-губернатором Западной Сибири, не пожелал облегчить участи писателя. В Омском остроге Достоевский испытал всю тяжесть каторжной жизни. «Жили мы в куче, все вместе в од­ ной казарме,— писал Достоевский бра­ ту. — Вообрази себе старое, ветхое де­ ревянное здание, которое давно уже по­ ложено сломать и которое уже не может служить. Летом духота нетерпимая, зи­ мою холод невыносимый. Все полы про­ гнили. Пол грязен на вершок, можно скользить и падать. Маленькие окна за­ индевели так, что в целый день почти нельзя читать. На стёклах на вершок льду. С потолка капель — всё сквозное. Нас как сельдей в бочонке. Затопят ше­ стью поленами печку, тепла нет (в ком­ нате лёд едва оттаивал), а угар нестерпи­ мый, и так всю зиму. Спали мы на го­ лых нарах, позволялась одна подушка. Укрывались коротенькими полушубками, и ноги всегда всю ночь голые. Всю ночь дрогнешь. Блох, вшей и тараканов чет­ вериками. Зимою мы одеты в полушуб­ ках, часто сквернейших, которые почти не греют, а на ногах сапоги с коротень­ кими голяшками — изволь ходить по морозу». По утрам по унылым омским улицам тянулись вереницы людей, закованных в кольчатые кандалы — «мелкозван». Среди них был Достоевский. Вместе с другими арестантами он ходил выпол­ нять «каторжные уроки» — разбирал старые, прогнившие баржи, вмёрзшие в иртышские льды, переносил кирпичи для постройки казарм, рыл котлованы, вертел огромное тяжёлое точильное ко­ лесо в инженерных мастерских, обжигал алебастр в старом сарае на пустынном берегу Оми. Обожжённый алебастр на­ кладывали в ящики и разбивали тяжёлы­ ми железными пестиками — колотуш­ ками. Но самой трудной и мучительной была для колодников работа, на которую их посылали только для того, чтобы не си­ дели «сложа руки», — бессмысленная, никому не нужная, не связанная с по­ лезным трудом затрата энергии. А та­ кие работы — только бы заставить лю­ дей выбиться из сил — нередко задава­ лись заключённым. «Если бы захотели вполне раздавить, уничтожить человека, наказать его га- мым ужасным наказанием, так что са­ мый страшный убийца содрогнудся бы от этого наказания и пугался его зара­ нее,— то стоило только придать работе характер совершенной, полнейшей бес­ полезности и бессмыслицы»,— писал До­ стоевский. Летом арестантов — черноробов, тех, что не знали ремесла, отправляли под усиленным конвоем за город на кирпич­ ный завод. В голове колонны, по бокам и сзади выстраивались солдаты с заря­ женными винтовками, примкнутыми штыками. Завод стоял на берегу Иртыша, в че­ тырёх верстах от крепости. Работа на нс'м считалась самой трудной. Но Досто­ евский, да и все арестанты охотно ходи­ ли на эту работу, «потому что завод сто ял за пределами города на открытом, вольном месте». Вместе с другими каторжанами Досто­ евский копал глину на Иртышских кру­ тоярах, перетаскивал её к глиномятной яме, месил закованными в кандалы но­ гами скользкую, красноватую массу, ле­ пил кирпичи для будущих омских ка­ зарм и канцелярий (двести кирпичей на­ до было сделать за один «урок») и в ко­ роткие передышки жадно вглядывался в могучую реку, в степь, лежавшую на другом берегу, ловил там признаки иной, вольной жизни — одинокий дымок кост­ ра, острый конус юрты, полёт незнако­ мой птицы. Ему даже казалось, что ов слышал обрывки далёкой степной ка­ захской песни. Степь бескрайним простором омывала город, приткнувшийся у стыка двух рек — полноводного, бурливого Иртыша и тихой, словно уснувшей Оми. В пролётах городских улиц виднелись или водяные ленты рек, или неоглядная равнина: зимой — затянутая чистой це­ льной снегов, изборождённая синими ле­ тучими тенями; летом — поросшая по­ лынью, донником, бойко скачущими пе­ рекати-поле, тоскливо однообразная, унылая и всё же прекрасная в своей мо­ гучей шири. «Смотришь, бывало, в этот необъят­ ный, пустынный простор, точно заклю­ чённый из окна своей тюрьмы на сво­ боду. Всё тут было для меня дорого и мило». В омских салонах и канцеляриях, в убогих хижинах простого люда, в тю­ ремных застенках о степи говорили, как о живом существе. Степь пугала чи­ новный Омск и манила, звала подне­ вольных его обитателей — солдат, ка­ торжан. Иртышские просторы, хоть и на ко­ роткое время, отвлекали Достоевского от страшного острожного бытия. Не случайно в «Записках из мёртвого дома» он так часто обращается к Ирты­ шу, к степи. В этой книге живёт и суро­ вый зимний пейзаж скованного льдом Иртыша, и заснежённая степь в туск­ лое непогодье и в ясные дни, пронизан­ ные холодным синеватым сиянием сне­ гов, и'та же степь, но в весеннем мареве или в горячем дыхании лета. «Я поэтому так часто говорю об этом береге, что единственно с него был виден мир божий, чистые, ясные дали, незаселённые, вольные степи», — писал Достоевский.