Сибирские огни, 1956, № 1

ВИТАЛИЙ МАССИАНОВСКИЙ ПАМЯТЬ О тех говорю, кто таскал миномётные плиты, |Кто полз под огнём сквозь десятки и сотни смертей, Терзаемый жаждой и потом горячим облитый, снегах замерзал, на ветру леденел до' костей. За морем о нас говорили, что мы необычный, Загадочный, странный и тёмный, и грубый народ: Уснём на снегу под напевы метелицы зычной И каской напьёмся воды из прогнивших болот. Что есть-де садимся с немытыми часто руками, Хлеб чёрствый и мёрзлый на пне рассекая штыком. Что сердце солдата — холодный бесчувственный камень, И горю, и радости места нет в сердце таком. Но так ли всё было? Как вспомнишь, то было иначе. Мы в самые трудные дни не забыли о том, Как тополь шумит и детишки смеются и плачут, Как рожь колосится и пахнут цветы под окном. Пусть годы проходят, но сердце забудет не скоро, Как там, на снегу, умирал мой единственный друг. И ветер трепал его кудри, ни разу которых Ещё не касались ладони порывистых девичьих рук. Что было, то было: мы пили болотную воду, Мы спали в снегу под напевы пронзительных вьюг. И мы не хотим, чтоб другие изведали эти невзгоды — И холод, и стужу, и горечь мучительно долгих разлук. Мы жили в землянках, курили плохую махорку. Но если б не мы — Вашингтон полыхал бы в огне, И смерть бы бродила по дымным руинам Нью-Йорка, Окраситься б кровью седой миссурийской волне. Обычный народ мы, с простыми людскими сердцами. Мы жизнью приучены к плугу равно и к мечу. Мы любим рассветы, ночные сады с соловьями. Но если на брань — то любая борьба по плечу. И как бы наш путь ни казался и труден, и долог, Мы верим, мы знаем, что рожь, как всегда, расцветёт, Что тракторы поле распашут, отправится в горы геолог, И песню Козловский про карие очи споёт. «Сибирские огни» № 1.