Сибирские огни, 1955, № 6
ках, запряжённых в нарты, ещё сотни остяков. На четвёрке добрых быков с ветвистыми рогами, размахивая хореем, минуя всех, к яру устремился маленький человек в малице, изукрашенной цветным узорьем. Он воин ственно что-то выкрикивал и ошалело гнал олешек. За ним толпами устремились его воины. Коренастые, медноликие, в добрых малицах, некоторые в шеломах, торопились на его зов. Можно было догадаться, что это — князец. Но напрасно надрывался он в подзадоривающем истошном крике. Нападающие не могли осилить стрельцов. Воевода Мансуров хмуро думал: — И с чего сдурели? Эх, князец, князец, попади-ка ты ко мне в ру ки, уж разделаюсь по совести... Когда замерцали первые звёзды и на Иртыш надвинулась ночь, князец повернул свои нарты и устремился в снежную муть, за ним после довали и остальные. Придя в свою избу, Мансуров приказал: — Звать пушкаря Петрушку! Наклонив голову, чтобы не удариться о притолоку, вошёл рослый, статный молодец с умными глазами. Он мигом смахнул шапку и низко поклонился Мансурову. — Как твоя голубица? Исправна? — спросил воевода. — Ядра есть? — Всё есть и всё в готовности. Каменны ядра на огне калить буду. Пойдут — я их раз-з-у-ва-жу! — смеясь, отозвался пушкарь. Был он складный, неторопливый и, по всему видать, дело своё знал. — Ну, иди с миром, — сказал воевода. — Д а гляди-поглядывай! Утром, едва только занялась 'поздняя заря, на берегу снова раздался крик осаждающих. Их толпы стали гуще, смелее. Впереди опять ехал задиристый князец, а позади него шесть стариков несли рубленного из толстой коряжины идола «Словутея». Вокруг, извиваясь в дикой пляс ке, стуча в бубны, кружились два шамана. Лисьи хвосты и шкурки зверь ков, нашитые на парку, развевались. Заунывный звук бубнов разбудил Ильина. Казак вскочил и побежал на вал. Стрельцы изумлённо разгля дывали диковинное зрелище. Остяки шли к зимовью весело, приплясывая. Из туманной дали к ним подъезжали всё новые и новые нарты. Всё теснились к идолу. Огромный, с раскрашенными кровью губами, он медленно колыхался среди толпы. Идол был вырублен грубо, тяжеловесен, его с трудом дотащили до реки и поставили на лёд. Сюда же привели двух скуластых парней, оде тых в парки, но со связанными руками. По виду они отличались от остя ков. Мансуров вгляделся в юношей и решил, что это — самоеды. Ему при ходилось видеть их сородичей. Шаманы всё продолжали кружиться и бить в бубны. Они юлили, вертелись, тряслись, гортанно и дико что-то выкрикивая. Они подбегали к самоедам и замахивались на них ножом. Те, понурив головы, безро потно стояли среди беснующихся. Воевода поднялся на дозорную вышку и разглядывал бушующие толпы. «Сейчас натешатся, намолятся идолу и кинутся,—прикидывал он. — Выдержим ли?» И вдруг, наклонившись к пушкарю, приказал: — Ты вот что, Пётр, наведи-ка на Сло'вутея да так тарарахни по идо лу, чтоб гром раскатился по всей Кодской земле! А ну, милый! Пушкарь навёл свою голубицу, сдвинул брови, ждал воеводского приказа. Он не сводил глаз с толпы. Вот схватили связанных малых
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2