Сибирские огни, 1955, № 6
— Ну?! — торопил Мещеряк, а сам боялся услышать страшное. Казак, сбиваясь, всё поведал. По лицу его катились слёзы. Мещеряк схватил его за плечи и до боли стиснул: — Сбёг! Один сбёг, а все полегли! Не мог за батьку лечь? Эхх, ж а ба! •—• он оттолкнул от себя Ильина и брезгливо отвернулся. Подле избы уже шумело и кричало казацкое войско. Сердцем по чуяли повольники гибель своего атамана. Большеротый казак. Сенька Дрынь, прибежавший к Ермаку из-под Мурома, взобрался на рундук и закричал: — Погиб атаманушка, и нам отсель в пору убираться. Рассыпалось наше дело. Все угрюмо молчали, разом почувствовали себя сирыми, — не ста ло сильной руки, крепкой ермаковой воли. Сняли одним махом шапки, не одна слеза выкатилась из всё видевших суровых глаз. И каждый растерянно подумал: «Как быть дальше?» И тут на высокое крыльцо вышел Матвей Мещеряк. Ухватившись медвежьей лапой за балясину, он подался вперёд: — Кто сказал—рассыпалось наше дело? Эк, хватил! Небось, не рас сыпешь Русь. Крепка она, доброй поковки! Народ солёным потом, тру дами неустанными и кровью скрепил её навеки. Не умрёт русское дело! Батька-то, помните, к отваге и терпению завсегда нас звал. Кто забудет эту заповедь, — тому конец! Поразмыслим, браты, как быть? — Верно. Любо! — откликнулось сразу несколько крепких голосов.— Не выходит казаку отдаться врагу своему без драки. Негоже так! На ступеньку крыльца поднялся посеревший Ильин, смахнул шапку. Сенька Дрынь злобно закричал ему: -— Куда лезешь, паскуда! Батьку кто выдал? Ильин поднял страдальческие глаза на боевых товарищей; прочи тали все в них невыносимую муку, самую страшную боль. Прохрипел он надрывно: — Браты, лучше бы мне вмереть под кнышем татарина, чем стоять пред вами и гореть в муке. Не виновен я... Браты, — речь его оборвалась, мелко задрожали губы. Поняли казаки и стрельцы, что много пережил казак за короткое время, что честный он боевой товарищ. Кто не видел, как отважно он дрался в походах, всегда держал слово и первым бросался, не щадя сво ей головы, на выручку товарища. Так неужто он пожалел бы жизни за батьку, за Ермака? Поняли многие и зашумели возмущённо: — Помолчи, ты, Дрынь-драный! Верим тебе, Ильин! Сказывай, как всё было. Не скрываясь, рассказал казак вины свои и погибших. Не сила и храбрость врага сломили Ермака и его дружину. Побила своя оплошка и коварство Кучума. Не выставили дозоров, поверили гонцу о караванах бухарских. Опустил голову беглец, с болью сердечной сознался: — Повинен я и мои други в смерти батьки, — голова его ясная была охвачена большими думками о судьбе нашего дела, а малые дум ки — о бережливости мы не взяли на себя, упустили, и дорогой кровью за то поплатились. Вот оно как!.. Позади Мещеряка скрипнула дверь войсковой избы, и за спиной атамана показалось лицо воеводы Ивана Глухова. Он тронул слегка за локоть Ильина и сказал ему: , — Поведай нам о враге. Силён он? К азак вздохнул: — Не числом взял Кучум, а вероломством. Силён враг тогда, когда мы малодушны. Крепки духом, и враг тогда слаб. А скрывать
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2