Сибирские огни, 1955, № 6

Душит каш ель и худеньки телом. И у многих нет батьки в живых, Мать ослепла от слёз — проглядела . Пусть рассказы про гибель отца В баррикадном разносятся гуле: — Не дошёл сажень ста до дворца, Остановлен был встречною пулей! — А палач был на карем коне, Ух. убийца! Усач! Подхорунжий... — Помолчи ты! — Дай мне! Дайте мне! — Больш е ста! Столько не было ружей... Ребятня , как в кустах воробьи, Расш ум елась не зря , к непогоде. Ливень дроби и громы пальбы , А с громами и песнь о свободе. Пожурил бы их кто: « — Детвора! На губах — молоко не обсохло... А туда ж! Ведь ружьё — не игра... За пальбу, детвора, будет плохо. Покричи им: — Эй, вы , зимари! И получишь: — Не каркай вороной! Если ты не стрелок , то замри, Подавай поживее патроны ... — Поживей! — Я их тож тороплю И кричу иногда: — Что раскисли? ...Беспокою сь о той, что люблю... О друзьях беспокойные мысли. Зина скрылась во мглу, в холода, В снегопады? в туманы ль? в дожди ли?.. Уходили друзья , кто — куда, Но все вместе — в молву уходили. Уходя, тут и там повернуть, С ног сбиваться дорогой негладкой, Где-то встать на немерянный путь И идти с постоянной оглядкой. И во тьме о зарялись они... Стали вспышки всё больше, огромней... И грознее ... И ружей огни Бы ли схожи с миганием молний. Р азош ли сь зимари на заре ... Н ет, смеяться над ними не надо: Под защитой огня зимарей Б е з потерь отошла баррикада. Р ЕВО ЛЮ ЦИ Я Г РЯН ЕТ ВТО РАЯ К а т о рж а н к а Кто — за теми глухими дверьми, Где окошко туманное мглило. А другому — тьма вечной тюрьмы, Одиночка — сы рая могила. У тебя Иванова черты. — Иванов, — голос друга, — здорово! А по паспорту ты да не ты! Паспорт выдан на имя Петрова. Б е з суда — вас поближе сошлют. Далеко и надолго — осудят. По фальшивкам на воле живут Н астоящие русские люди. — Жисть-жестянка! Копейки не дам1 — Слышал я разговора отрывки. — Не живём мы ни тут и ни там, Как у дальней родни на побывке. Коммунист говорит... Верь ему! Говорит о народной он пользе ... А потом за дела хоть в тюрьму, Хоть на каторгу гиблую после. И я Зиной дышал. Нежил я Ею сердце, о ней думал думу... Мерил даль, где к жилью от жилья Сотни вёрст за тайгою угрюмой. Кто потужит без нас по тебе? Запихают в централ на Тоболе... Где ты? В Нерчинской женской тюрьме? Иль подальше? В царёвой неволе... Числю тюрьмы, названья зубрю, Словно басню — мальчишка соседский... Или золото роешь царю Где-нибудь на земле кабинетской? Стёкла служат морозу канвой, Чтоб рисунок по ней вышить строгий ... К аторжанку уводит конвой На постройку Байкальской дороги... Ветер невский не кинется в дверь: Ночевал за окошком, на раме, Ставней плотной стуча... А теперь Зина дальними пахнет ветрами. Где же ты? Думы ночью и днём. Где родная соловка? Где Зина? Иль тебя морозяным огнём Опаляют ветра Баргузина? Променяла ты курсы свои На другие, суровые курсы ... Там, вдали под навесом хвои Над снегами дымились улусы . Не в бегах ли? ...Сидишь у костра На Кети или — дальш е — на Тыме ... К ак в седом полуш алке сестра, В голубом ты закуталась дыме. Ветры дули со всех волостей, Видел много бывалого люда... Только нет ни вестей, ни костей, Ничегошеньки нет ниоткуда. На каком ты таком берегу? З а горою Саян? З а другою? Иль ты канула в Лету-реку? Иль в реку, что зовём Ангарою? Говорят: что у той нету дна, Ни конца у неё, ни начала ,