Сибирские огни, 1955, № 6

Бой слабел . Наступало затишье. Ш елестеть начинал ветерок, Звон ж елезный оставя на крыше. Ветерок, ты о чём шелестишь, Треплешь рвань лоскутов грязно-серых? Что нашёл ты в обрывках афиш О прошедших спектаклях-премьерах? От полозьев в снегу колея ... Кем-то порван портрет Николашки... В колее , словно птички клюя , Трепещ а , примерзали бумажки. Ты не знал , Тимофей, кем рождён... В люди шёл, начиная с рожденья. Бы л бурёнкой в хлеву сбережён, Никого ^ е сберёг поколенью. И опять': бух да бух, бух да бух! Не с иконами, нет, а с оружьем Поднимайся, вставай, Петербург! Слышь, гремит: «Мир насилья разрушим» . Б ух да бух! Б ух да бух! Б ух да бух! — Кровопийцы! Сгубили семью ... ■ Птичья дробь колет кожу , как шило ... Будь бы лето — в стволы бы змею Заманить , чтоб ружьё не живило. Только крови достань — и конец! Лишь дробина заш ейся за кожей И ль прошейся насквозь — и мертвец Государь-царь — помазанник божий! Нет, постой, Тимофей, погоди! Хмеля больше хлебни, ненавидя... П осмертельней ружьё заряди ... Где бы пулю добыть ядовитей? З ахм елей , Тимофей, без вина, Хмель сердечный — хвалёный, хороший. Под кок&рдой ж андарма видна, Присмотрись, не царёва ли рожа? Кто с ружьём , бухай: бух! Б ух да бух! Набивай, друг , патроны потуже. Н икудыш ный ,— как будто без рук , — Кто не в зял ся сегодня за ружья. Поднимайся, вставай, Петербург, — Всё окраинное П етербуржье ... Что? Руж ьё уронилось из рук? ...Тимофей без родства! Кто потужит? Кто-то взводит курки: — Б ух да бух! Ты — подкидыш ... Тебе столько дней Колыбелью служил хлев коровий... Но безродный родни породней По делам и по пролитой крови. Ты привстань, головою склонясь Над грудной задымившейся раной... Глянь вокруг, Тимофей, сколько нас — Вместе ринулись в бой мы неравный. Тимофей был в огне, был в бреду. Речь в огне — это раненых право. И, быть может, я переведу С я зы к а огневого на здравый. «Зашипела!. А ростом с меня. К ак на волка в облаве — хоть тюкай. По шипенью — змеёю змея , По обличью — гадюка гадюкой. Не подумай взять голой рукой, З в ер ь когтистый не в силах облапить. Так топчи же один и другой Тварь ползучую , липовый лапоть! Но гляди — извивается хвост... Будет виться до тени заката ... А ползун, хоть живуч, да не полз, Сто грехов мне простилось за гада. Сто грехов за змею? Ха-ха-ха! Я не буду и дальш е вороной. Боже , будь не один без греха , Боже , скинь все грехи за корону. Гиблым ж алом лукавой змеи Проколю гажье царское сердце Да вобью в глыбу чёрной земли Кол осиновый над самодержцем ...» И проснулся со вздохом: — Змея! Я спросил: — Растоптал ты кого-то?.. Простонал: — Где мой сын? Где семья? — И умолк. Оттужил. Отработал. Ш ла пальба. И звенела пила, Будто впрок укрепления строя. Тётя здесь — тётя М арья была Баррикадною первой сестрою. Кто бы думал: — Сегодня бинта Боевы е потребуют раны. Ради марли поролись борта У одежды иной и не рваной. — Эй, товарищ! Поведай ты ей, Б аррикадной сестре — тёте Марье: — П еревязки не ждёт Тимофей. Отошёл. Обошёлся без марли. С неба звёздный просыпался сор. Вечереет. Т ам — раненый тужит. 2. «Сибирские огни» № 6. I i s