Сибирские огни, 1955, № 6
Подошвы сапог скользят на камнях переката. И ду осторожно , тороплюсь, — холодная вода перехлёстывает за голе нища, ноги невероятно стынут. Хорошо, что течение не бы строе, и мы благопо лучно выбираемся на островок. Я ста скиваю сапоги , выжимаю брюки, портян ки, надеваю их снова и веду караван дальш е . Семён Григорьевич прижимает ся комочком к седлу , чутко прислуши вается к рокоту переката. Середина вто рой протоки оказалась глубж е . Б р ед у по пояс, с трудом преодолевая напор воды. Уж е близко и берег. И тут случилось неожиданное: задний олень , споткнувшись, захлестнул ремнём рога, упал , и течение тотчас отбросило е г о вместе с другими оленями вниз. Жи вотные, почуяв опасность, напрягают по сл едни е силы , пытаясь преодолеть на пор потока. Натянулись струнами по- водные ремни, зафыркали встревожен ные животные. Караван на мгновенье замер , как бы в нерешительности , и на чал медленно отступать к горлу крутого слива. Ужас охватывает меня. Напрасно пытаюсь удержать уж е подхваченных водою животных. Сознание опасности как-то отступает п еред острой тревогой з а судьбу слепого проводника. Бросаюсь к нему, но в это мгновение Седовой олень вдруг поднялся на дыбы, стремясь ото рваться от остальных, и сбросил стари ка в воду ... При этом олень головой уда рил меня в переносицу . В глазах поплы ли огоньки, рот наполнился горячей кровью. Бросаюсь к берегу , но быстрое течение неудержимо тянет меня в ж ерло у зкого прохода. Смутно вижу, как впе реди , над пеной волн, беспомощно взмё тывается рука старика, ища опоры, вы прыгивает оскаленная морда оленя , мелькают рога, вьюки... Кое-как добираюсь до берега . Руки хватаются за камни, но не могут у д ер жать обессилевш ее тело. Вода сносит меня ещ ё ниже. Собираю последние си лы, нащупываю опору ногами и на чет вереньках выползаю на гальку. Какое- то время не могу понять, что случилось , почему я один на этом чужом и холод ном бер егу .. . Но уж е ч ер ез мгновенье вскакиваю, снимаю карабин, сбрасываю мокрую телогрейку и б е гу вниз. Кричу диким голосом , зову слепого ... В узком каменном горле ревёт река. Расчёсывая о гребни валунов седые пря ди, она бешеными скачками несётся дальш е . Старика нигде не видно. Б егу за поворот. Снова кричу, но едва ли кто слышит мой голос в адском шуме ши веры, показавшейся впереди. Вижу , на конец, оленей . Они стоят в воде кучкой, б е з вьюков, запутавшись в ремнях. Но гд е ж е старик? Н еуж ели утонул? Я об шариваю глазами шиверу и возвраща юсь обратно к узкому проходу реки. Что- т о мелькнуло за корягой, кажется, пола дошки . Спотыкаясь, бегу туда. Семён Григорьевич лежит на спине б е з движения , откинув безжизн енную го лову на камень. Ч ерез вытянутые ноги перекатывается вода. Дошка болтается отяжелевшими полами на струе. Рубаш ка закатилась под шею , обнажив поси невш ее от холода и ушибов тело. Одной рукой старик схватился за корягу, а дру гой, намертво сжатыми пальцами, дер жит ремень своей берданы . В углах стиснутых губ пузырится бледножёлтая пена. Над правой бровью лоб рассечён глубокой раной, — кровь, стекая наис кось чер ез щ ёку, расползается по кам ню тёмным пятном. На суровом б е зж и з ненном лице застыло выражение ужаса . — Семён Григорьевич, ты слышишь меня, Семён Григорьевич! — кричу я исступлённо. Хочу поднять его, но тело безвольно обвисает, руки и ноги болта ются, как плети. Вытаскиваю его на бе рег , бердана тащится следом по камням. Кладу старика на мох и начинаю делать искусственное дыхание, но Семён Гри горьевич не подаёт никаких признаков жизни . Наконец , изо рта показывается слизистая вода, слышится что-то похо ж ее на стон. Я припадаю ухом к холод ной груди. Где-то глубоко-глубоко, слов но под землёй , робко, тихо стучит сер дц е . .. . — Семён Григорьевич, ты слышишь, я с тобой!.. Медленно, тяжело поднимаются веки слепого. Из глубины глазных впадин на меня смотрит безмолвное страдание. Тело старика начинает бить озноб. Я вспоминаю, что у меня под шапкой есть спички. Наскоро собираю сушник, разжигаю костёр и стаскиваю с Семёна Григорьевича одеж ду . Выжимаю её, грею на огне и тёплую надеваю на х у д о е тело. Он безмолвно лежит в тяжёлом забытьи. Еле уловимое дыхание чуть приподнимает плоскую грудь. Появляет ся слабая краска на отогретых ску лах . Б езм ерная радость охватывает меня , и только теперь я вспоминаю про оленей . Подбрасываю в костёр Дров, прикрываю влажной телогрей кой спину Семёна Гпигорьевичп и б егу к нижней шивеое. Животные стоят там ж е , в реке. Их только четыре, и все они б е з вьюков. Тут ж е , запутав шись в ремнях , лежат два захлебнув шихся оленя: Седовой Семёна Григорье вича и тот старый, что терялся позавче ра. Я распутываю ремни, снимаю узды с погибших оленей , уцелевших живот ных вывожу на берег . Нужно бы немед ленно искать вьюки: вода начинает при бывать и может унести их далеко. Но я бегу к телу старика, всё ещ ё не уве ренный, что он жив. Семён Григорьевич не пришёл в себя , но его суровое лицо уж е как-то отмякло, дыхание стало бол ее равномерным и глубоким. Жизнь явно возвращалась в тщ едушное, разбитое тело . Несколько
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2