Сибирские огни, 1955, № 5

Побили и съели собак. Воевода с отёчным лицом сидел перед окон­ цем, затянутым пузырём, и скучно жевал собачину. Зимний день нехотя и немощно пробирался в окно. Семён Дмитриевич полез пальцами в рот и тронул зубы. Они шатались, из синих дёсен потекла кровь. — Видишь? — сказал он сидящему напротив Ермаку. — То болезнь полунощных стран. Пухнет человек, кровь гниёт. Не уйти мне отсюда, схороните тут! — он поник головой. Хотелось атаману сказать: «Сам ты, воевода, будешь виновен в своей смерти! Не захватил запасов!» Однако пожалел его и только вымолвил: — Добрый человек ты, Семён Дмитриевич, да безвольный! Дух у тебя слаб. Ходи, уминай снег, разгоняй кровь, пусть бегает. — Что ты, что ты! И так еле влачу ноги! — отмахнулся от него Волховский. Снег падал беспрестанно, пушистый, мягкий. По утрам, на заре, он розовел, и над сугробами, среди которых были погребены избы и ма­ занки кучумовского куреня, чёрными столбами поднимался густой дым. Только и была одна радость — огонь. Рубили ближнюю берёзовую рощу и жгли. Но тепло не спасало от голода. Опухли у многих лица, отекли ноги, из дёсен сочилась бурая кровь. Небывалая слабость овладела людьми. Не хотелось ни двигаться, ни шевельнуться. Упасть на скамью и лежать, лежать... Но Ермак не давал покоя ни казакам, ни стрельцам. Войдя в избу, где на полатях и нарах лежали вповалку люди, он сердито поводил носом. Душно и смрадно в избе. Он ободряюще и озорно кричал на всю горницу: — А ну, в поле, браты. С кем на кулачках потягаться! Лохматый стрелец опустил с полатей нечёсанную голову, и хмуро отозвался: —■Нажрался сам и потехи ищет! Ильин — худой, одни кости выдаются, скинул зипун и соскочил с лавки. Сердито крикнул стрельцу: — Ты гляди, кривая душа, не мути народ! Ермак — один тут! Строг, это правда, но честен. Ни твою, ни мою кроху не возьмёт! — А чего он быстрый и, как живинка, всюду? — запротестовал стрелец. — Духом крепок! Вот и не гнётся. Может, как дуб, разом хряс­ нет, а не сломится. Слышишь, ты !— с невиданной страстью выпалил казак. Стрелец изумлённо, будто впервые, разглядывал Ермака. Глаза его постепенно оживились, исчезла хмурь, он вдруг сбросил с полатей шубу и торопливо полез вниз: •— Добрый мужик, сам вижу! Не хочу гнить, веди, атаман, в поле! Стих сиверко, тишина легла на землю, такая глубокая и торже­ ственная, что каждый шорох далеко слышался. С трудом передвигая распухшие ноги, казаки вышли на вал. Мертвенно-бело кругом, повисли в безветренном небе русские воинские хоругви и знамёна. А на площадке вокруг Ермака столпились казаки. — А ну, налетай! —- озорно закричал Матвей Мещеряк и ударил атамана в бок. Ермак сбросил полушубок, завернул рукава и с вызовом повернулся к бойцам: — Давай, давай на кулачки! А ну!.. Стена на стену шли казаки, бились кулаками. Ермак шёл рядом, подзадоривал: — Держись, донская вольница! Мощный голос атамана поднял с ложа и воеводу Волховского. Поша­