Сибирские огни, 1955, № 5
рого осыпан драгоценными камнями. А на плечи накинута пышная, но, должно быть, лёгкая-прелёгкая соболиная шуба с царского плеча. Ермака усадили на первое место. С ним рядом уселся Иванко Коль цо. Налили и подали атаману большую тяжёлую чару, до краёв напол ненную крепким московским мёдом. Ермак принял чару, поднял её вы соко, и все встали. — Браты, удалые воины, выпьем за Русь, за царя Ивана Василь евича, за братство. И ещё за то, чтобы следом за воином в сибирскую землицу пришёл ратай, чтобы вслед за нашим Охменюткой, да конягой и сохой поворотил всюду нетронутые пласты и взрастил тут богатые нивы. Пусть будет честен а благословен труд пахаря! И да обережём ему, браты мои, мир и покой... Слава русской земле! — Слава! — отозвалось множество голосов. Застучали чары. Заходил по рукам золотой ковш — дар Грозного Ермаку. На деревянных блюдах лежали куски рыбы, сохатина, студни и ломти хлеба. Пей, ешь до отвала! И когда белый шатёр Кучума наполнился шумным весельем, из-за стола поднялся Иванко Кольцо и озорно крикнул: — Эй, браты, а где казацкие утехи? Где сиротинка-балалайка, где певучая домбра, свирели, жалейки? И вскоре в шатёр толпой ввалились, словно их из мешка высыпали, и закружились, запели, затренькали, заплясали, заиграли балалаечники, домбрачи, рожечники, плясуны-скоморохи. Пошла потеха!.. Ермак поднялся с места, обошёл шатёр и вышел на площадь. И тут шло веселье. У каждого стола находил Ермак для братов заветное слово. На землю сошли сумерки, луна поднялась из-за Саусканского мыса, и под её зелёным светом заискрился снег. Возвращаясь в шатёр, Ермак услышал, как гусляр Власий, старик-вековик, который немало попел сегодня казакам, рассказывал охмелевшему бородатому донцу свою вы думку: — Сказывали Ивашке Кольцу верные люди, будто повелел Гроз ный Иван-царь сковать нашему атаману для боя кольчатую рубаху — серебряную с золотыми орлами. Дивились царёвы бронники, как наши посланцы стали про атаманов рост рассказывать. — Ишь, ты как! — громко вздохнул сидевший с ним казак. — Сильно сомневались в том бронники, а всё-таки сковали рубаху, как было указано: от вороту до подолу два аршина, а в плечах аршин с четвертью, и золотых орлов посадили... Ермак широко шагнул из-за их спин и предстал перед рассказчи ком; — ч То тут, старина, на меня наворочал? — с лукавинкой спро сил он. -— Вот истин бог так было! Так-ак! —■перекрестился старик. — Взял бы я тебя в жменю, да тряхнул бы! — пригрозил атаман. — Что ты, что ты, батюшка, разве ж это можно? А кто же тогда на гуслях потешать будет казаков? — Ты, батька, его не трожь! — вступился за гусляра его сосед. — Старец Власий — божья душа. Без него да без песни ложись и умирай! — Бог с вами! — улыбнулся Ермак и шагнул к пирующим. — Добрый казак, — подмигнул гусляр. — Не любит лести, а прав да глаза колет... — Известно, казачья душа! — согласился казак. В шатре звенели чары, распевали казаки, и под треньканье бойкой балалайки плясал, расстегнув холщовую рясу, поп Савва. Он ходил по кругу то задиристым петухом, то плыл уточкой и в такт плясу подпевал: «Эх, эх, гуляй, кума!..» Весело улыбаясь казакам, Ермак прошёл вперёд и уселся за стол.
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2