Сибирские огни, 1955, № 5
лей с серебристой искрой, чернобурых лис и густые тёплые шкурки бобров, невиданное оружие, много сабель и разных стрел... Царь всё с большим вниманием разглядывал: и булатные татарские сабельки, и кольчужки, и копья, но больше всего его взор ласкали мягкая сибирская рухлядь и руды. — Дьяк,— обратился царь к Висковатову.,— отошли эти руды на Пушечный двор. Узнай, годны ли они для литья? Чтобы царство крепко держалось, ему потребно изобилие железных руд. Конями добрыми, ше ломами железными, да мушкетами меткими,— вот чем обережёшь дер жаву, да силу великую придашь войску! — Истинно так! —- согласился Иванко. — А мы по простоте своей думали кистенём, да чеканом, да сабелькой управиться. В Барабе уду мали хана Кучума настигнуть и порешить его остатное войско. Грозный поднял умные, упрямые глаза и сказал: — Скор больно, Иван! Кучум не так прост, чтобы разом сломился. Крепкий дуб и надломленный бурей долго шумит... Кольцо смущённо опустил глаза и стал теребить шапку. Грозный нескрываемо любовался его смущением. Узловатые руки царя крепко сжимали подлокотники, он подался вперёд, и пронзительные глаза его говорили о большой властности. На лбу синью налилась извилистая жи ла, лицо вытянулось, покрылось тенью, стало землистым. Казаки с не мым сожалением разглядывали длинное худое тело царя. «Недолговечен, а духом силен!» — подумал Иванко. В эту минуту Грозный повеселевшим голосом сказал: — Не кручинься, атаман, проси, чего надобно для закрепления си бирской землицы! Кольцо встрепенулся, поднял на царя смелые глаза и стал перечис лять нужды сибирского войска: — Стрельцов бы побольше, пушек, фузий, зелья, коней добрых, мушкетов метких... Иванко говорил чётко, толково. Стоявший рядом статный конюший боярин с курчавой чёрной бородой одобрительно кивал головой. Царь сказал ему: — Бориска, дознаешься обо всём. Запиши! Годунов поклонился, ответил вкрадчивым голосом: — Будет исполнено, великий государь! Иван Васильевич устало закрыл глаза ладонью. С минуту сидел молча. Бородатый боярин в высокой шапке медленно подошёл к трону и с подобострастием вымолвил: — Побереги себя, государь! Он, прищурив глаза, взглянул на Кольцо, и тот понял, что приём окончен. Казаки снова опустились на колени. Царь открыл глаза. — Оповести всех, Кольцо,— громким голосом обратился он к Иванке. — Милую виновных казаков. Свою славу худую они омыли кровью и за служили прощение своими подвигами. Жалую тебе шубу со своих плеч. Вторую — Ермаку жалую. Сам отберёшь по росту. А ещё ему — коль чугу. Выдать её из Оружейной палаты, да по доброй булатной сабле! А ещё отпустить сорок пудов пороху да сто свинцу. Об остальном поду мает Бориска... А ты, дьяк, разумная голова, сготовь казакам подо рожную грамоту и укажи в ней, по моему слову, — пропустить атамана Ивана со товарищи, — тут царь ласково оглядел казаков и весело под мигнул князьцу Ишбердею, ■— всем им ехать в сибирскую землю воль готно. А ехать им на Вологду, Тотьму, Устюг, и чтобы при них ехали от города до города провожатые и оберегали их от воров... Здоровенный казак Утков прищурил левый глаз под дремучей бровью и вдруг заржал на всю палату:
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2