Сибирские огни, 1955, № 5
но вымолвил Ермак, подкинул ефимок1 и на лету рассек его пополам. Маметкул удивился, но не удержался и похвастал: — Моя лучше! Гляди! Он ловко засучил широкие рукава бешмета, подбросил несколько раз на ладони клинок, словно испытывая его верность. Высоко кинув де ревянный шар, он мгновенно на лету прошёл через него остриём и, не дав распасться половинкам, проворно сверкнул к л и н к о м второй раз, и шар распался на четыре части. — Любо! Хорош рубака! — похвалили Маметкула казаки. — Честь с таким тягаться! — согласился и Ермак и велел добыть длинный волос из конского хвоста. Принесли волос и доску гладкую. Ермак сам туго опоясал доску волосом, выхватил сабельку, блеснул жар кими глазами и так ловко прошёлся лезвием, что волос вдоль распался надвое. Маметкул онемел от изумления. Наконец, очухался, одобрительно покачал головой. — Велика верность твоих очей! Но остриё моего клинка — синий пла мень! Полюбуйся! — он бросил волос на лезвие и тот сразу распался, будто и в самом деле его коснулся пламень. — Добра закалка! — по: достоинству оценил клинок Ермак. — Эх, ру бануться бы и впрямь... да обычай свят, с гостями не рубятся! Идём в хо ромы!— позвал атаман. И снова пировали. Маметкула отвели в шатёр Кучума. — Тут и живи! — указал Ермак... Разожгли уголь в мангалах, проветрили перины, настлали дорогих ковров, а к шатру приставили караул. Ермак почтительно относился к пленнику, сам приходил в шатёр и звал послужить Руси. Но на все обращения Ермака Маметкул только: косил узкими глаза ми и молчал. Его неудержимо тянуло в суровые сибирские степи. Заску чал по власти и воле. Выходил он на вал и подолгу стоял одиноко, любуясь застывшим реч ным простором. Оглядывался осторожно по сторонам, — везде следили за ним зоркие глаза казаков. Маметкул вздыхал и возвращался в шатёр... ...Подошла буйная сибирская весна: тёплые ветры и весенние воды искромсали толстые льды на реках, унесли их в студёное море, зазелене ли леса, косяки перелётных птиц день и ночь тянулись на север, — в 06- дорию, в Мангазею, на Конду. Кучум вместе с теплом прикочевал в ишим- ские степи. Его большой стан привольно раскинулся у чистых вод, — жили в шатрах молодые жёны хана, сыновья и многие мурзы, всё ещё на деявшиеся на поворот в судьбе повелителя. Но Кучум был мрачен. Его терзала и страшила весть о пленении Маметкула — близкого родича, лучшего полководца. Льстивый и лукавый Карача давно оставил его. Напрасно ждал Ермак от Кучума покорности. Никаких вестей не слал хан и, казалось, даже Маметкула он забыл навсегда... А Маметкул однажды не выдержал — разбежался и проворно, ловко вскочил на крепостной тын. — Стой! Не гоже! Не уйдёшь! — закричал дозорный и, видя, что ещё мгновенье, и Маметкул будет за тыном, прицелился и стрельнул из пи щали. Пленник беспомощно повис на остроколье тына. Казаки бережно сняли Маметкула с тына, отнесли в лучшую избу. Выхаживали месяц. Потом в ясный вечер в горенку пришёл Ермак. Си ние сумерки густели за окном. Пленник лежал, вытянувшись на скамье, I Монета времён Ивана Грозного.
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2