Сибирские огни, 1955, № 5
Хан Кучум расположился на золочёном возвышении,, и оттого над менный хилый старик, с редкой бородкой и' тусклыми глазами, казался внушительнее и строже. Справа от него сидел, озираясь по сторонам, как степной стервятник, Маметкул. Кихеку пришлось усесться ниже на пёст ром бухарском ковре. Заметив восхищение пелымца перед его клинками, Кучум улыбнулся и спросил: — Чем любуется гость наш? — Я дивился твоему могуществу — стенам и башням Искера, а сей час радуюсь, что ты владеешь этими мечами... и... Кихек не закончил речи, а хан захлопал в ладоши. Перед ним вы рос мурза в шёлковом халате. — Сними и подай князю! — приказал Кучум, указывая на отливаю щий синью клинок. Придворный проворно добыл меч и, почтительно склонясь перед пелымцем, подал его. Князь, радостно вздрогнув, схватил оружие. — Этим мечом ты будешь разить неверных, — сказал хан*— Они теснят твой и мой народ. Много причиняют бед нам. Я дам тебе самых храбрых лучников, и ты пойдёшь с ними за Камень. Надо наказать Русь! Кихек покорно склонил голову. — Я готов, всемилостливый, идти войной против русских! — пелы- мец вскочил и припал к ногам Кучума: — Вели, я пойду и предам огню и мечу твоих и моих врагов! Хан с холодным бесстрастным лицом сидел неподвижно. Он угады вал нетерпение Кихека и томил его. Опустив голову, он еле слышно, на конец, вымолвил: — Хватит ли у тебя мужества не видеть слёз матерей и не слышать вопли детей? Сможешь ли ты послать огонь на русские становища, что бы их пожрал пламень? Не испугаешься ли их воинов? Ноздри Кихека раздувались, глаза темнели. Он сжал рукоять клин ка и поклялся: —Если я не сделаю того, чего желаешь ты, мудрый и могуществен ный хан, можешь взять у меня дар свой, и пусть тогда последняя рабы ня твоя плюнет мне, воину, в глаза! Кихек был весь виден хану. Все движения его души, нетерпение и жажду славы, — всё оценил Кучум и снисходительно сказал ему: — Ты настоящий воин. Таких батыров я видел только в юности и о них до сих пор поются песни. Дерзай! Мурза налил в золотую пиалу до краёв синеватой аракчи, и хан са молично вручил её пелымцу: — Пей и пусть твоя голова станет хмельной, такой она будет и от чужой крови!..— И Кучум решил польстить Кихеку: — В наших краях ты первый воин. Иди! Пелымского княза провожали с почестями. Из городища на Пелым с ним отправились татарские лучники. Возвращался Кихек на ладьях. Лесные трущобы оделись густой листвой. В урманах ревели медведи, — наступала брачная пора: и зверь, и птица потеряли покой, извечный закон жизни будоражил трущобное царство. 'Среди непроходимых колю чих зарослей, бурелома, перелезая и перепрыгивая через опрокинутые гигантские кедры и вековые сосны, во тьме, духоте и болотном смраде па ровались медведи, косули, лисы и белки. Кихек щурил тёмные глаза, и буйная тайная жизнь урманов ещё боль ше усиливала его беспокойство. Его гонцы торопились по большой воде Конды, Пелыму и Сосьве, призывая вогулов в поход. И отовсюду шли, плыли вогулы на зов князя. Прибыв в Пелым, Кихек отправился к священной листвиннице, уве шанной шкурами растерзанных коней, мягкой дорогой рухлядью, прине
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2