Сибирские огни, 1955, № 5

мыслите, браты, кому поминки — ясак везут: казакам, атаманам? Мороз у них по коже подрал — видят они за нашей спиной Русь. Велика и силь­ на она, коли Золотую Орду в пепел истёрла, развеяла в прах вековых ворогов. Вот перед чьей силой склонились ныне татары... За матушку- Москву держаться надо, в том — сила! Рубите меня, браты, но не свер­ ну с прямой дорожки. Жил — прямил, честен был с товариством и умру таким! Ты, Иванко, первый друг мне, ты и руби мою голову, чтобы очи не видели, как вы славу нашу по ветру пустите! Кольцо опустил голову, чёрные с проседью кудри свесились на гла­ за. Задумался, крепко задумался атаман, потом вздохнул, тряхнул головой: — Горько, ох, и горько мне! — вырвалось у него от души. — Долго думку я носил о казацком царстве и отнял ты, Ермак, самое заветное из моего сердца, безжалостно выдернул с корнем. Пораскинул думками и скажу прямо, — на твоей стороне правда, батька. Не рубить нам твою золотую головушку, а беречь её будем пуще прежнего. Ты всегда отцом нам был. Браты-атаманы, царь больше всех гневен на меня и потому не помилует, но, видно, тому и быть, как присоветовал Ермак. Известно мо- гучество русское, на всём белом свете не встретишь такого. Выходит, что за Москву держаться надо! Брязга усмехнулся в свою курчавую цыганскую бородку и сказал: —■А я ж что говорил? Разве я супротив казачества пойду? Иван Гроза недовольно взглянул на Богдашку. — И вечно ты мечешься. Горяч больно. А ежели выберем тебя пос­ лом на Москву, да ты к царю шасть, а он тебя на плаху. Что тогда? — Эх, о чём заговорили! — весело отмахнулся Брязга. — Не пугай, не пужлив я: не робей, воробей! Про старые дрожди не поминают дважды!.. —- Браты, не будет со стороны Москвы козней! — сказал Ермак. — Мы оградим отчие земли с востока от Орды. Сами добыли то, о чём мечталось ему. Мыслю я, что взор царя не раз поворачивался сюда. А потом, кто знает, почему он в погоню за нами не послал стрельцов на Каму? Иван Гроза раскрыл от удивления рот. — А может, он того и хотел, чтобы мы на Сибирь шли, — внезапно высказал он свою догадку. — Батька! Верно ты это!.. Не идолам Стро­ гановым дадим Сибирь, а всей Руси. Ух, ты, замахнулись!.. -— Слово ваше, атаманы? — решительно спросил Ермак. Кольцо поднял на батьку большие карие глаза, густые тёмные бро­ ви изогнулись. — Известно оно: ты начал, тебе и кончать! Ермак снял шелом, истово перекрестился. За ним помолились ос­ тальные. — Коли так — с богом, пошлём посольство. А кого послать иного, как... — он обвёл всех взглядом, и у каждого гулко ёкнуло сердце, — ...как не Иванку Кольцо? Царь любит и казнить, любит и миловать. Жестоко зол он на Иванку, и, гляди, браты, непременно сменит гнев на милость. Нрав его понимать надо!.. Иванко вскочил, глаза потемнели: — Батька, спужать захотел? Нет ещё на свете того страха, чтобы спужать донского казака! — Знаю, ты не пужливый, а в замешательстве в один момент най­ дёшься. Осуждён ты царём на смерть, всем это ведомо, но чаю — будет тебе прощение и милость великая. Словеса у тебя красные, лёгкие, сам озорной, храбер... Покоришь царя своей удалью да речистостью. — Ох, батька, — вздохнул Матвей Мещеряк, поглаживая рябова­