Сибирские огни, 1955, № 5
Так, в повести, а затем и в пьесе, же на Пеклеванова выглядит мещанкой, ко торой революция мешает устроить своё личное счастье. Но если в повести Пек леванов не находит слов, чтобы переубе дить её, то в пьесе он пытается это сде лать. Всё-таки в первой редакции жена Пеклеванова так и остаётся женщиной весьма неприглядной. Почти истерически она кричит: «Я не хочу, чтобы ты у них факелом был!» «Мне тебя живого надо!» В этой же сцене обнаруживается, что то варищи Пеклеванова плохие конспира торы, люди недалёкие и даже туповатые. Естественно, что жена возмущена и вы нуждена заявить: «Семёнов твой мерза вец! И вот с такими людьми ты идёшь на смерть?! Я тебя совершенно не пони маю». Таким образом, помимо воли ав тора, Пеклеванов наделялся чертами жертвенности и ограниченности; стано вилось действительно непонятным, поче му и зачем Пеклеванов окружил себя такими людьми. Казалось бы, сцена эта сохранена. Жена Пеклеванова тоже говорит ему: «Не пущу! Кто мне тебя вернёт, если интервенты убьют тебя? Кто?». Но на полнена эта сцена иным содержанием. В ней убраны как лишние и ненужные недалёкие сподвижники Пеклеванова, нет теперь в ней истерической мещанки, нет и Пеклеванова, пытавшегося обма нуть «бдительность» жены весьма со мнительными уверениями: «Мы захва тим город без единого выстрела». Теперь в этой сцене Пеклеванов выступает как человек, который действительно может увлечь за собой другого человека темпе раментом бойца, убеждённостью своей, силой логики. Уточняется затем и образ Вершини на. Из, казалось бы, случайного разгозо- ра с Обабом выясняется, почему этот человек — Вершинин — имеет большое влияние на целый уезд. Если ранее Вер шинин благодушно подтрунивал над Обабом, то теперь он высмеивает его, обнажает подлинные мотивы его поведе ния, характеристика Обаба в его устах приобрела вполне определённую соци альную окраску. Проскальзывали реп лики, характерные лишь внешне: «Гля ди, баба, земляка-то вспоминаешь?», «Ну, ну, не привык я здесь звёздочки считать на небе, а не то, что у свово брата, крестьянина», «Ну, ладно, ладно, иди своим путём...». «А по-моему в ка валерии почётнее» и т. п. Иначе теперь: «Глядь, Настасьюшка, как и х б л а г о р о д и е - т о к о м а н д у е т н и щ и ми. А ведь он, кажись, земляк?», «Ну, ну. Некогда мне звёздочки-то в небе считать, н е т о , ч т о у р а з н ы х т а м у с м и р и т е л е й » . «А по-моему в ка валерии веселей. П а д а т ь т а к х о т ь с к о н я , а н е с в а г о н а » . За тем последовал естественный вывод, ко торого, как и этих реплик, не было в первой редакции: «Не велика пакость, а сколько, гляди, от неё вреда». Вершинин на верном пути. Он знает и вполне отчётливо, что его враги — у с м и р и т е л и , понимает, что им обя зательно рано или поздно п а д а т ь . А вот зачем сейчас воевать, он ещё не понимает. Некоторое время он всё ещё твердит: «Я — мирный». «Куда нам воевать?». Однако ненависть к «усмири телям», к «пакости» у него неистощима, она клокотала в нём ещё до известия о гибели детей. Личная трагедия пере полнила чашу его терпения, а встреча с Пеклевановым позволила точно сфор мулировать мысль о необходимости вой ны с «усмирителями». В последней ре дакции Вершинин, получив от Пеклева нова револьвер, «как удостоверение, или, фигурально выражаясь, мандат», и не задаёт себе уже вопросов: «Вот и не знаю... разрядить в него (Незеласова) эту штуку. Упалить или обождать?». На оборот, он решительно останавливает себя при появлении Незеласова, застав ляет не поддав'аться первому чувству мести за своих детей. «Нет, подожди, Никита Егорович, — говорит он себе и опускает револьвер». Это — первая победа Пеклеванова. Далее, мы оказы ваемся свидетелями того, как крестья нин Вершинин постепенно в ходе раз вернувшейся борьбы осмысливает при обретённое в общении с Пеклевановым, как он практически преломляет понятое и осознанное им. В повести Вершинин характеризуется как грозная и тёмная «туча». «Куда ве тер, туда и он с дождём». Таким он остаётся до конца произведения. В пьесе Вершинин в ы р а с т а е т в сознательно го, непоколебимого борца За народное счастье. Знал он только свою хату, своё хозяйство, свою семью, и поэтому твер дил: «Я — мирный». Грозные события войны, разъяснения и призывы коммуни ста Пеклеванова заставили его посмот реть на это с в о ё с другой стороны, со стороны органической связанности его с о б щ и м, и многое предстало для него в новом свете: он прежде всего перестал быть мирным мужиком. По-новому посмотрел он и оценил своего мирного крестьянского бога: «Бог вот дал американцам всё село спалить, а себе, видишь, колокольню оставил. Нам такого бога не надо!». На упрёк ста рика, заметившего в храме пулемёты да ружья: «Бога рушить хочете?» — отве чает: «Не бога, дед, а всех этих чуже земных волков». И себе, и другим повто ряет он понятую им большую цель, и нет в нём теперь сомнения, туда ли он идёт, не зря ли люди гибнут: «Илья Ге расимович Пеклеванов, верный человек, говорил: в полной справедливости будут жить люди. А как быть по-другому? Что- де, зря мы сейчас тысячи людей на аме риканские пулемёты бросаем? Для чего
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2