Сибирские огни, 1955, № 5

И как бы ни соблазнял иного писателя материал жизни, как бы ни хотелось ему, развертывая широчайшую и многолюдную панораму, ввести бесконечное количество героев, настоящий художник слова никогда не поддаётся этому же- ланию, а преодолевает сопротивление материала, производя тщательный отбора фактов, людей и ситуаций. Чем руководствуется он при этом отборе? Именно внимательным и береж­ ным отношением к внутренней жизни героев, горячей заинтересованностью тем. Что происходит в человеческой душе. Как только писатель начинает игнориро­ вать это, так сразу в его произведении строгая закономерность определяющих идею жизненных явлений уступает место внутренне неорганизованному мате­ риалу — бессистемной смене фактов, хаосу необязательных событий, элементам случайного. Многое начинает совершаться не по логике развития характеров,. подготовленное ходом действия, а по произволу автора, «вдруг» пожелавшего в этом месте рассказать читателю о том-то или о том-то. И чаще всего в таких книгах единственным организующим началом выступает хронологическая после­ довательность событий. Мне кажется, что именно это и случилось с Вами. Вы, бесспорно, любите сьоих героев по-человечески, но почему-то не всегда внимательно следите за ними по-писательски. Вот Шелест — умный и чуткий секретарь райкома. Он действуес на про­ тяжении всего романа и показан Вами не только в работе, но и в семейной обста­ новке. Очевидно, у Вас есть стремление создать живой, полнокровный образ. И мы видим, что, желая показать человечность Шелеста, Вы вставляете в роман эпизод с приездом секретаря райкома к алтайцу Мамию Мурзагулову. Секретарь намерен как-нибудь поосторожнее сообщить старику о смерти его сына Магузу- ма. В этом поступке — хорошая забота руководителя о людях. Но, решив сказать об этом, Вы сами не проявляете заботы о герое, которо­ му надо помочь раскрыть характер. И описывается, что Шелест приехал к Ма­ мию, посидел, попил чаю, поговорил о разных делах, в том числе и о плане строительства большой плотины через реку Апаш-Су, и уехал. Ни до этого эпи­ зода, ни в нём самом нет ни слова о том, что у Шелеста была мысль поговорить о Магузуме. Откуда же мы узнали о ней? А из разговора, который произошёл на следующий день у Шелеста с Русаковой. Шелест вызвал к себе Русакову и сообщил ей, что у старика Мамия умер сын и что он, Шелест, вчера приезжал сказать об этом, но «не решился». Даже эта деталь хороша для характери­ стики Шелеста! Побоялся, всё-таки, потревожить старика, не решился сразу •нанести ему неожиданный удар. Но читатель и об этом душевном движении героя узнал не в момент, когда оно имело место, то есть когда Шелест сидел у Мамия, а, так сказать, пост-фактум, «на другой день». Что это? Неопытность автора? Нет! Небрежность. И ведь это не пустяк! Если Шелест изменил своё решение, то, очевидно, что-то заставило его это сделать? Что? Может, первый же намёк так всколыхнул старого отца, что Ше­ лест не мог продолжать? Или Шелест не нашёл нужных слов? Другими словами, вероятно, как-то по-своему проявились в этом случае и Мамий, и секретарь. Вот бы читателю и заглянуть в тайное тайных их сердец, понять, что это за лю­ ди! Понять, оценить и полюбить! Но Вы не дали такой возможности! Ведь сейчас в беседе с Мамием Шелест даже не пытается заговорить о том, ради чего при­ ехал. Об этом не подозревает не только Мамий, но и .читатель. И весь разговор Шелеста с Мамием лишён внутреннего содержания, он направляет читателя лишь по поверхности событий, лишая возможности открывать в душах героев то новое, что рождается как раз под влиянием происходящих событий. И это тоже не единичный пример в романе. Вот дальше, тут же, закончив разговор с Шелестом, Русакова уезжает.. Вы пишете: «Секретарь ещё больше понравился Русаковой. Ей хотелось от­ крыться ему, рассказать о пухоносах. Но что-то удержало её». Что же именно удержало её? Читатель не знает. Может быть, Вы считаете, что и это пустяк: ведь так мимоходом сообщаете о нём? Но если учесть, что секретарь Русаковой понравился, а из-за этих пухоносов у неё неприятности, то чем же, всё-таки, мотивировать её умолчание? Характером? Неуменьем жало­ ваться? Читатель волен гадать, в то время как писатель обязан помочь читате­ лю разобраться в героине и, может быть, именно за этот поступок тоже полю­ бить её сильнее -— за хорошую гордость, за внутреннюю силу! И не бросили бы Вы сами свою героиню так неуважительно, если бы по-настоящему глубоко про­ никли в её душевное состояние. Но, к сожалению, Вас, как писателя, очевидно, не интересуют эти нюансы, эти душевные «переходы». А жаль! Это неизбежно и приводит Вас к обеднению духовной жизни людей! Вспомните, как написана Вами шестая глава. Начинается она с описания Кульзах, которая едет на областное совещание животноводов. Очень неплохо переданы мысли Кульзах о Магузуме. Длинный путь, долгие думы...