Сибирские огни, 1955, № 4
Хороший хозяин, большой воин. Хвала Аллаху, что встретил т а кого! — льстил мурза. Ермак озабоченно спросил: ^ Как здрав хан? Думал сам навестить, да уж припоздал, спешу на — Хан стар, глаза плохо видят, гноятся,— охотно отозвался Тау- зан ,— Но у него царевич Маметкул, у того глаза острые, рука твёрдая, храбр, как барс, и яростен в битве. Нет ему равного во всей Сибирской земле. Горе тому, кто встретится с ним в ратном поле! Кланяйся ему,— спокойно сказал Ермак .— И поведай, жалкую , сильно жалкую , что такого лыцаря не повидал. А вогуличи, остяки и другие — добрые воины? Плохи, — с нескрываемым пренебрежением ответил мурза .— Они не хотят за хана воевать, плохо ясак платят, мусульманской веры не признают, идолам кланяются. А идолы у них каменные или деревян ные, бывают и медные. Шаманят перед ними, губы мажут кровью и жиром. Ермак встал и велел принести лучший кафтан и меха. Принесли го лубой кафтан и чёрных пышных соболей. — Соболи — поминок хану и мурзам, а тебе кафтан! Сам Матвей Мещеряк напялил на Таузана суконное одеяние, помор щился и подумал: «Ему бы идолу пинок ногой в зад и катись к лешему, а тут батько речи разводит!» Мурза коснулся правой рукой лба и сердца и поклонился Ермаку: — Аллах пошлёт на твоём пути удачу. Хан пожалеет, что не увидит столь знатного иноземца. Я скаж у всемилостивому о твоей щедрости и силе! К шатру подвели коня. Мурзак проверил, всё ли в целости. Тщ а тельно ощупал седло из красного сафьяна, сбрую с золотыми бляхами и молодо взобрался на скакуна. — Будь здрав! — махнул шапкой Ермак, и Таузан тихо рысцой пу стился по дороге. За лесом он погнал коня быстрее. Мысли в голове его летели одна за другой, как сновидения. Он был поражён и подавлен. «Что скажу я хану? Не посадит ли он мою голову на кол у своего шатра?» — Однако, ощупав в тороках мягкую рухлядь, Таузан повесе лел. Из предосторожности он снял голубой кафтан, бережно сложил его и тогда вздохнул облегчённо: — На всё воля Аллаха. По лицу хана увижу, что сказать ему! 15 i ~ В этот памятный день хан Кучум встал не в духе. Сильно донимали старческие немощи и острая резь в больных глазах . Всё надоело ему, но сильнее всего давало знать о себе старое тело. Рядом за пологом, уткнув шись носом в подушку, сладко посапывала жена. Она жирна, обрюзгла, и хан с отвращенем подумал: «Отгулялась в гареме на пуховиках, как кобылица на обширном пастбище!» Когда-то он подолгу любовался жёнами и наложницами и для к аж дой из них находил ласковое слово. Семь жён осталось у него: Салты- нык, Сюлдеджан, Яндевлет, Аксюйрюк, Актамун, Шептан и Сузге. Все они ушли из сердца, в котором осталась ещё одна гордая смеющаяся ц а ревна Сузге. Она стройна, красива и, хвала Аллаху, бесподобно пляшет! Он — Кучум понимает толк в женской красоте и в придворных обы- £>*■
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2