Сибирские огни, 1955, № 4
— Станишники, аль я вместе с вами к Астрахани не ходил! Кто по горячему палу шёл без воды пять дней? Кто мстил за слёзы русские? А кто всё предал? Я что ли? Ермак? Иванко Кольцо? Дёшево расценили, мы не продажные. — Не продажные! — поддержал Савва. — Мы волей избрали их атаманами! В круг напористо протолкался Н а з а р к а—-солевар с белёсыми бро вями. Ростом малый, а сильный и злой. Схеэтил с головы шапку и о земь. — На грабёж что ли шли? И кого грабить? Татарские мурзаки с ордой налетают на Русь и бьют. Кого бьют? Мужика, жёнок, ребят ма лых наших. Строгановы за крепкими стенами отсидятся! Так мы что ж, народ грабить будем: вогуличей, о'стяков, татар. Так что ли? Нет, роди мые, мы с Камы тронулись вольности искать. Триста лет мы в татарском ярме ходили, сбороли его. Дале идти надо, на простор... — Долой его... На Волгу, на Дон радости хлебнуть, родной сладкой водицы испить! Грудь с грудыо сошлись со взбешёнными лицами. Назарка-солевар кричал обидчику: — Привык жировать с кистенём на разгульной дороге. А ты попробуй трудом помозоль руки! Чую, Ермак на светлую дорогу ведёт. И куда ты на Русь пойдёшь, пустая головушка! Против течения тебе скоро не выгрести, а тут Тавда станет! На камне, чаю, на горах снег скоро ляжет!.. — Не слушай его, уговорщика, браты!-— закричал Петро Копыль- це. — Подай нам сюда атамана. Кто наших на Серебрянке в прорубь по метал? Он — жильный зверюга! Его самого в куль да в омут! -— Где он? Пусть сунется. Я первый его саблюкой по башке! -— А ну-ка, ударь! — Ермак размашистым сильным движением раз двинул толпу, выхватил из ножен тяжёлый меч. Горлопаны шарахнулись в стороны: вот крякнет и пойдёт крестить булатом! Атаман взялся за лезвие и рукоятью протянул меч Копыльцу: — Эй, удалой, сорви-башка, руби голову своему атаману! Пётр Копыльце побледнел, стоял, опустив руки. — Ну, чего же притих? — властно спросил Ермак: — Кишка слаба! — Д а ты что, батька? — пролепетал Артёмка.— Д а н етто мы... Так только покуражились. Аль такого николи не бывало на казачьем круге? Атаман сильным движением бросил меч в ножны. — На кругу всяко случалось, но в походе этого не бывало! — отрезал он. — Я выбран казачьей громадой и веду войско, а не баранье стадо. Что губы распустили, из-за чего перегрызлись? Атаманы, сотники в спорки схватились, в муть гущи подбавили. Где ваша воинская рука? Казаки притихли, понурясь, стояли младшие атаманы и сотники. — Слухай меня, войско! Вот крест святой,—Ермак перекрестился.— Или пойдёмте, как воины, или всех до одного смутьянов на осине пере вешаю! Не дам русские хоругви позорить, над воинской честью надру гаться. Войско! Все слухайте: за трусом смерть приходит! Уходить отсель, когда полцарства повоевали и до Кучума рукой подать?! До конца надо рершить затеянное. Не о себе пекусь, об отчине, о каждом из вас. Куда отходить? На старой дороге — бесхлебье, а по новой — по Тавде не вы ходит. Дуроплясы только могут звать на белую гибель. Морозы, горы. Нет сейчас пути! И пристало ли унывать вам, коли бьём ворога? И ве домо вам, что не все Кучуму преклонны. Есть народы, что чают изба виться от хана... Иванко Кольцо любовался атаманом.
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2