Сибирские огни, 1955, № 4

— Охменя, аль я с тобой не бился плечо в плечо? Не ты ли меня первую стрелу научил с посвистом пускать? — голубые глаза кучерявого налились слезой. •.*. — Вот потому и не могу кривить душой! — скинул шапку Охменя и поклонился кругу. ■— Браты, ж алко золотой поры, но раз опоганил её, нет к нему жалости. Казачество дороже одного злодея! — Правильно, Охменя! Станичники, дави жабу! Прокоп закрыл руками бугристое лицо. Упал на землю, хватал за ноги. — Пощадите, казаки! Каюсь, хотел с Мулдышкой убить атамана. Не тронете — всю правду скажу . Дружинники с брезгливостью отталкивали его: — По харе видна вся твоя правда. Зверь-зверем таился и жил. Для себя, для своей жадности пошёл с нами. Прочь, пакостник! — его стали пинать сапогами. Пронзительные крики Прокопа разожгли гнев. По кру­ гу пошло: — Бей сатану... Кроши!.. — Стой, браты! — крикнул атаман. — Без мучительства. З а измену и злодейство — в куль да в прорубь... По донскому закону. — Бачка , б а ч к а !— расталкивая казаков, закричал жалобно Ханта- зей: — Не надо так. Не холосо... — Д а ты что? — удивился Ермак. — Д а они твоих вогуличей поби­ ли, Алгу загубили. З а кого просишь? Хантазей протянул руки, на глазах блеснули слёзы. — Ой, долог-мил мне Алга. Нет больсе Алги. Голе мне. Плоклянут меня лодичи, что навёл в пауль чужих. Нет, не надо так. Пусти, пусть живут. Ой, пусти их... — Погляжу на тебя, овечка божья ты — Хантазей! Добрая душа — человек, но знай — в воинском деле есть честь и закон. Недруга бей, насильника вгоняй в землю. Волку и волчья встреча. Пожалеешь змею, распалится пуще. Затаит злобу. —• Бачка, не губи их! — умолял Хантазей. — Мне больно Мулдыс- ка делал, не холосо Плокоп делал. Я плостил их... — Мы не отара, а войско! — недовольно выкрикнул Ермак. — На смерть осуждены. Браты? — На смерть! Вести их на реку! — неумолимо отозвались казаки.—• Бери!.. Прокойа и дружков, подталкивая в спину, повели к омуту, к чёрной проруби. — Ай-яй-яй! — заголосил Прокоп. — Ух, да что же это? АС ратуй­ те! — закричал он. — Братцы , пожалейте, -— взмолился Яшка Тухлый и опустился в сугроб. — Не пойду, тут кончайте! Его подняли и два дюжих повольника поволокли. Охменя нёс четы­ ре мешка. Вот и речной простор. Вертит водоворот в тёмной пугающей по­ лынье. Прокоп и Яшка бились головами, брыкались, судорожно цеплялись. Выли, как побитые псы, надрывно, тошно. Связанных их силой усадили в кули. В глазах предателей вспыхнуло позднее раскаяние, с мрачной от­ чаянностью они взмолились: — Пощади, батька, отслужим вины! Ермак отвернулся. — Кидай! В самую глубь кидай!