Сибирские огни, 1955, № 4

— А того... Пёсью Морду захоронить надо бы, —■заикнулся кто-то из казаков. — Собаке и смерть собачья. Вороны да волки лютые разнесут эту нечисть по трущобам! — отрезал Ильин. Беглецов привели в Кокуй-го-род, вывели на казачий круг. Шапки с них сбили, на морозном ветру клубился пар от взволнованного дыха­ ния. Повольники окружили изменников, безмолвно взирая на них. И куда ни поворачивались злодеи, везде встречали колючие, злые глаза . Только редкие растерянно смотрели на недавних товарищей, боялись за себя, за свои мысли, которые терзали в глухие таёжные ночи. Были и такие, которые трепетали от думки, как бы Яшка Тухлый не выкрикнул: «Эй, ты, Завихруй, что молчишь? Не ты ли уговаривал потопить струги и малым гуртом бежать на Русь?» Н ад городищем простёрлась глубокая тишина, а кругом — чистые сверкающие снега. Среди наступившего безмолвия властно загудел голос Ермака: —- Браты , нашлись среди нас трусы и подлые души, которые всю рать опозорили. Добром нас встретили вогулы, корму дали, словом обогрели. А что натворили злодеи? Побили-разграбили друзей наших, чумы их пожгли, жён изнахратили. Кто Алгу убил? У Яшки трусливо забегали зрачки. Чтобы выгородиться из беды, он плаксиво закричал: — Товарство, накажи меня плетями, всю-истину поведаю. Мулдыш- ка затейщик всему. Он подговаривал: — «Айда за Камень! Вогуличей побьём, на олешек и через Камень, к Строгановым. Погуляли с атам а ­ нами и хватит. По ним плаха плачет, топор скучает, а мы не клеймёные. Мы вольные пристали!». Алгу Прокоп изнахратил и головой в прорубь. — Врёт, сатана! Ой врёт, браты! — закричал Прокоп. — После меня сам бабу терзал. Вдвоем мы — оба и в ответе. Батька нахмурился. С окаменелым лицом стоял он на помосте, верх его остроконечной шапки с заломом алел на фоне белёсого н е б а .— Нашкодили и в кусты. На покойника валить вздумали, а у самих разума не было? Д ва виновника повалились в ноги атаману. — Прости, батька! Простите, браты, за поруху донского обычая. Не по чести сделали. Мы не вьюны и не змеи, по прямоте каемся в сво­ ём окаянстве. Сумленье взяло, далеко загребли в чужедальнюю сторо­ нушку. Не манит ни Лукоморье, ни рухлядь. Тут зима лютая, а на Дону, поди, ковыль вскоре поднимется, голубое небушко засияет... — Притихни про Дон, не трави сердце! — выкрикнул Колесо. — И нам кручинно-надсадно стало, — по степу решили на конях промчать. Эх, браты наши! — потерянно вымолвил кучерявый, с синими глазами беглец. — Не жалобь воинство! — Ермак поднял руку: — Браты , казаки, у кого кручины нет? Аль всем, как тараканам , разбежаться по запечью? Выходит за порух товарства, за злодейство, за -слёзы материнские и де­ вичьи на волю отпустить? Пусть один по одному идут-бредут. Так что ли? Круг молчаливо сомкнулся. — Молчите! — повысил голос Ермак. — Пусть идут, малыми ш айка­ ми бредут. — Не мочно так , Ермак Тимофеевич. Горит сердце, а не мочно!— запротестовал бывалый донец Охм-еня. — Браты , сколько вместях хоже­ но, бед пер-ебедовано, шарпано вместе, но николи изменщиков не терпе­ ла ни русская земля, ни наш народ, ни станица. Смерть им, коли зло ­ деями стали! — высказав страшные слова, казак потупил глаза,